– Бей…
Удивляясь собственной везучести – в поединок в любой момент могли вмешаться и другие степняки, – я сколь возможно быстро шагаю к выроненному, уже крепко потрескавшемуся за сегодня щиту. И лишь подняв его, почувствовав в левой руке привычную тяжесть надежной защиты, немного успокоился, привалившись к стволу ближнего дерева.
Как я и думал, управлять хаотичной схваткой под сенью деревьев практически невозможно, но, поначалу отбросив половцев, сейчас рязанцы несут ощутимые потери под натиском превосходящих сил врага. Пусть дружинники и лучше защищены, и крепче бьются, но в одиночных схватках (а зачастую в драках один против двух, а то и против трех) мы теряем главное преимущество – преимущество строя. И если поначалу мне казалось, что, сбив неповоротливую «черепаху», мы просто не догоним отступающего от нее врага, обстреливающего дружинников на безопасном для себя расстоянии, то теперь сбить строй просто жизненно необходимо! Тем более что времени работающим по целям на реке лучникам мы выиграли более чем достаточно…
– Отходим, отходим назад! Смыкаем щиты и отходим назад! Быстрее!!!
Ратибор с горечью смотрел вниз – туда, где половцы плотной толпой полезли на Царев холм, схлестнувшись с его защитниками. Засада явно не удалась – враг не уткнулся в затор на реке, не попытался обойти курган по перешейку, отделяющему его от глухой чащи. В этот раз поганые оказались умнее, послав спешенных степняков по обоим берегам реки… Но ведь из-за этого же враг замедлился, потерял время! А потому сейчас стоит отступить, как это делали русичи раньше. Все одно татарам придется повозиться, прежде чем они минуют полосу густо рассеянных и на снегу, и на речном льду железных рогулек!
Поразмыслив, воевода отправил вниз сразу трех гонцов. Одного – к князю, с просьбой Михаилу Всеволодовичу отступать: враг задержан, и лучше вновь попытаться перекрыть реку поближе к городу. Пусть засада уже не получится, но тяжелые гриди задержат врага на льду, в то время как многочисленные лучники, уже не таясь, поддержат стрельбой с обоих берегов!
Второй же гонец отправился к замершим у перешейка в засаде рязанским лучникам и собственным пронским воям. Стрелкам он должен передать приказ двигаться на лыжах вслед за княжьей дружиной, копейщиков же призвал подниматься на холм. Удар свежих ратников отбросит кипчаков, позволит уцелевшим лучникам и обслуге станковых стрелометов своевременно отступить!
Ну а третьему гонцу предстоял самый долгий путь – ему предстоит обогнуть линию заграждения на Прони и подняться наверх по крутым льдистым склонам высокого берега. А приказ… Приказ для ратников тот же самый – ударить по поганым, чтобы и пронские, и рязанские лучники смогли уйти на лыжах. После отступить и самим – если удастся…
Отдав необходимые распоряжения, Ратибор обратил свой взгляд на лед Прони, усеянный телами павших поганых. Все же засада хотя бы частично сработала: от стрел рязанцев, обрушивших с высокого берега на врага град срезней, погибло под сотню татарских конных лучников. Еще десяток-другой уже тяжелых всадников перебили сулицы станковых стрелометов… Ну, хоть что-то.
Мне удалось собрать вокруг себя где-то с полсотни ратников, с которыми мы сейчас и пятимся назад, выстроив отдаленное подобие «черепахи». Нам сильно мешают глубокий снег и деревья, не позволяющие сбить полноценную стену щитов, а потому пусть очень редко, но половецкие срезни все же находят свои цели в то и дело появляющихся брешах. А вот кидаться в лоб на щиты русичей поганые давно не пробуют – уже ученые! Пытались поначалу, почувствовав азарт преследования, да только потеряв нескольких нукеров разом, зарубленных секирами или пронзенных мечами, отхлынули, не сумев пробить наш строй. Теперь вот бьют издалека срезнями…
Но и наши отвечают ворогу. Если первые две сотни воев, отбросив татар первым ударом, завязли в ближней схватке, вскоре ставшей неравной, и отступили, потеряв три четверти личного состава (все же степняков оказалось сильно больше – впрочем, как и их потерь в сече с рязанцами!), то оставшиеся лучники, проредив всадников на реке, втянулись в перестрелку с половцами. Так что потери от срезней есть с обеих сторон…
Я двигаюсь чуть позади строя ратников – невидимый для врага, а потому пока еще целый. Хотя собственный щит приходится все время держать над головой… Зато у меня неплохой обзор – по крайней мере, лучший, чем у воев, вынужденных пятиться, сцепив края своих щитов с щитами соратников. И очевидно, именно поэтому я успел разглядеть новую опасность раньше других, внутренне похолодев от ужаса и тут же начав приказывать хриплым от волнения голосом, рискуя сорваться на визг:
– Остановились! Остановились, кому сказал! В два ряда переходим, в два ряда – и крылья загибаем внутрь! Внутрь загибаем, чтобы получился полукруг… Стоим!!!
Плотная группа спешенных гулямов, поднявшихся на наш берег, стремительно (насколько это возможно по глубокому снегу) приближается к моей полусотне, воздев над головами собственные щиты и цепко сжимая обнаженные клинки в руках. Ну хоть копий с собой не прихватили – небось неудобно с ними было взбираться на заснеженный берег, а то бы получился уже полный швах.
Но встречи с «минным полем» из «чеснока» новый враг, по всей видимости, избежал – очевидно, взбирались они наверх в стороне от позиций моих стрелков, докуда мы железные рогульки просто не донесли… А жаль, крепко жаль!
Несколько поганых все же падают на землю, когда сверху на них обрушились стрелы с гранеными, шиловидными и долотовидными наконечниками – первые и вторые хорошо работают против кольчуг и прочих доспехов, а третьи раскалывают щиты… Но остановить натиск хасс-гулямов не особо плотный обстрел не смог.
– Стоим!!!
– Хур-р-ра-а-а!!!
Вороги, устремившиеся к замершей на месте стене щитов, покрыли разделяющее нас расстояние в считаные секунды. Удар! С грохотом врезались друг в друга щиты – и подались назад русичи, одновременно с тем обрушив на мусульман частые удары топоров и мечей…
– Стоим!!!