– Эх, Таврило, бросить бы новгородское болото да махнуть с моей лишь дружиной в Переяславль, в родной дом, а уж там собрать ополчение да ратников! И то бы было больше толку и не так стыдно перед дядей!

Боярин, по-доброму усмехнувшись в густую бороду пшеничного цвета, ответил степенно и разумно:

– Нельзя, Александр Ярославич, никак нельзя. Две сотни гридей – сила весомая, но у великого князя дружинников будет всяко больше. А вот Новгород оставлять и вовсе без княжеской власти – не иначе как обречь его на погибель. Посадник Степан Твердиславич да бояре только сегодня на вече едины были, решая, посылать мужей на помощь Владимиру или нет. Но в другом они не сойдутся, друг другу в глотку вцепятся, а внутренней распрей воспользуется ворог – хоть свей, хоть меченосцы. Ты вот на Степана сегодня обиду затаил – не противься, княже, на лице все написано, – но посадник власть свою никому не отдаст и за веру нашу держится крепко! А ведь в Новгороде есть и такие, кто с немцами единения и дружбы ищет, кто готов город под руку ордена отдать взамен за торговые выгоды… Вот и думай, княже, что случится, коли ты град оставишь без своей защиты!

Голубые глаза Александра Ярославича яростно сверкнули, напомнив боярину о горячей крови его грозного отца.

– Называй имена, Таврило Олексич! Не посмотрю ни на новгородское самоуправство, ни на посадника – к ночи головы предателей слетят с плеч!

Однако Таврило лишь качнул головой. Молод еще княжич, порывист… Нельзя имена ему называть: после унижения на вече Александр действительно может казнить тех, чья вина еще не доказана. И кто знает, не обманули ли верных людей боярина в Немецком дворе?

– Пока это лишь слух, княжич, неподтвержденный слух. Донесли о тайных переговорах мои доверенные с Немецкого двора… Вроде бы знаются с кем посланцы меченосцев, переговаривают, торгуются… А вот с кем, пока неизвестно.

Александр рубанул рукой по воздуху так, словно в ней зажат клинок:

– Сегодня же сгоню всех немцев из города! Всех, кто имеет отношение к псам-рыцарям, а заодно и к свеям!

И вновь отрицательно мотнул головой боярин:

– Тогда придется и купцов выгнать, а против этого восстанут уже наши бояре и торговые люди: им ведь еще в земли немецкие с товаром по морю ходить. Да и вышлем посланников меченосцев, так дадим им повод к брани… Лучше бы вместо того, чтобы злиться да гневаться, отправил бы ты сегодня, княжич, гонцов своих к посаднику. Пригласил бы его переговорить, да не о помощи Владимиру, а о том, что предатели-бояре готовы Новгород немцам али свеям отдать, что нужно не враждовать, а вместе держаться! И войско в готовности держать… И переговорил бы с ним ласково, с уважением, словно и нет в тебе обиды! А когда Степан Твердиславич тебя услышит, обратится к тебе со вниманием, подними речь и о помощи дяде. Хотя бы о том, чтобы в Торжок подкрепление отправить, ополчение его да дружину усилить на случай поражения Владимира…

Александр Ярославич только невесело усмехнулся:

– Мне бы твою мудрость, Таврило Олексич!

Боярин, услышав столь приятные его сердцу слова, довольно кивнул:

– Мудрость приходит с годами, княже. А ты пока молод и горяч, хотя со своим служением справляешься гораздо лучше прочих! Я по молодости лет был неразумнее тебя, еще как неразумнее…

Недолго помолчав, Таврило продолжил:

– И помни, Александр Ярославич: начнется, не дай боже, война с рыцарями или свеями, так все, кто хотят Новгород защитить, вокруг тебя объединятся, дружинников своих дадут тебе беспрекословно! Ты – наше знамя, ты – наш вождь, тебе и новгородцев вести в сечу! И потому негоже тебе даже думать о том, чтобы сбежать к дяде во Владимир, даже мыслей таких в голове не держи! Вот прибудет отец твой, тогда вече все и решит…

Последние слова Таврило Олексича чуть испортили то впечатление, что произвело на княжича начало его речи. Однако они были нелишни – сильна в Александре кровь деда его, Всеволода Большое Гнездо, проведшего молодость в ромейской земле, во вражде с братом, и женившегося на ясской царевне! От него действительно можно дождаться, что в горячности своей оставит Новгород, а ведь боярин ничуть не кривил душой, говоря про скорую гибель княжества, коли князь (настоящий, живой князь!) решится его оставить…

После недолгого молчания Александр неожиданно спросил:

– Коли литовцы – враг рыцарям, так отчего бы не заключить нам союз с врагом нашего врага?