Коль скоро пациенты охотно соглашаются признать реальный факт совращения, то не является ли это свидетельством того, что сами они готовы были в детстве выступить в роли соблазнителей или, точнее, имели бессознательные инцестуозные влечения к своим родителям?
Стоял ли этот вопрос перед Фрейдом именно в такой форме или был сформулирован несколько иначе, это не столь уж важно. Главное, что, следуя стремлению к достижению истины, он пришел к выводу, согласно которому пациенты в своих воспоминаниях о детских годах жизни предаются скорее фантазии, нежели апеллируют к реальности, выдают желаемое за действительное.
Доверие к только что созданной психоаналитической технике и ее результатам подверглось сокрушительному удару. Фрейд был, видимо, в шоке. Во всяком случае, как впоследствии он говорил, крушение основанной на идее совращения ребенка теории неврозов вызвало у него такое разочарование и такую апатию, в результате которых он даже хотел бросить свою работу. Но он не бросил ее, объясняя это тем, что не имел в перспективе никакого другого занятия.
Так ли это было на самом деле, трудно сказать. То, что Фрейд был удручен, – это несомненно. Ведь его первоначальная теория неврозов действительно рухнула. Но вот его объяснение, почему он не бросил в отчаянии свою работу, выглядит, на мой взгляд, не полным. Не случайно, семнадцать лет спустя, раскрывая историю психоаналитического движения и описывая этот тяжкий для него период жизни, ссылка на то, что у него не было в перспективе никакого другого занятия сопровождалась таким оборотом речи, как «вероятно».
Выявленные в процессе самоанализа воспоминания об отце как возможном совратителе и вскрытые анализом собственные сексуальные влечения к дочери не могли оставить Фрейда равнодушным к тому, с чем он согласился в теории, но что вызывало сопротивление на практике, особенно по отношению к самому себе.
Поддержать теорию значит сохранить в муках выстраданные идеи психоанализа, но тем самым разрушить образ отца как добропорядочного человека (об умерших или говорят только хорошее, или вообще ничего не говорят) и признать свою собственную извращенную сексуальность (запретное инцестуозное влечение к дочери).
Отвергнуть теорию значит оказаться на высоте в нравственном отношении, но при этом потерпеть крах в исследовательской и терапевтической деятельности.
И в том, и в другом случае Фрейду предстояло чем-то поступиться. Выбор фактически стоял между истиной и нравственностью.
Надо полагать, что для Фрейда этот выбор был не столько мучительным, сколько вообще неприемлемым. «Бесстрашная любовь к истине» не оставляла сомнений насчет того, что он не мог поступиться ею. «Правильное восприятие ценностей жизни» не допускало мысли, что он откажется от нравственности.
Фрейд оказался в тупиковой ситуации, что породило у него растерянность и отчаяние. Но тут на помощь пришел самоанализ. Тот самый самоанализ, благодаря которому как раз и обнаружилось противоречие между истиной и нравственностью.
Обладая «острым глазом исследователя», Фрейд сумел найти выход, казалось бы, из совершенно безвыходного положения. Пожалуй, только гений способен превратить явно беспроигрышную для себя ситуацию в триумфальное победоносное шествие, возвестившее о возрождении психоанализа из пепла неразрешимого противоречия.
Используя шахматную терминологию, можно сказать, что Фрейд сделал такой ход конем, в результате которого он не только не принес в жертву истину или нравственность, но и выиграл неудачно начатую партию. Тем самым он сохранил психоанализ. Более того, придал ему новое направление движения и одновременно сохранил верность своим жизненным принципам.
Примирение истины и нравственности лежало на пути признания сексуальных травм вымышленным фактом. Если невротики предаются своим фантазиям, выдавая их за реальность, то это вовсе не означает, что фантазии не оказывают на них никакого влияния. Если в процессе самоанализа выявились инцестуозные желания, то, не будучи воплощенными в реальность, они все же действенны в психическом отношении.
Таким образом, психоаналитическое объяснение причин возникновения неврозов не только сохраняет свою значимость, но и дает новый ключ к пониманию неврозов как таковых. Это новое понимание связано с признанием психической реальности важным и определяющим фактором развития человека. Именно к этому выводу и пришел Фрейд.
Обманувшись в первоначальных ожиданиях, он переосмыслил свою теорию неврозов и выдвинул на передний план значение психической реальности в образовании невротических заболеваний. Позднее, вспоминая драматические перипетии тех лет, Фрейд по этому поводу писал:
«Придя в себя, я сделал из своего опыта правильный вывод, что невротические симптомы связаны не прямо с действительными переживаниями, а с желательными фантазиями и что для неврозов психическая реальность значит больше материальной».
Дальнейшее становление и развитие психоанализа шло по пути учета и исследования психической реальности. Собственно говоря, в этом и состояла одна из несомненных заслуг Фрейда, подвергшего сомнению ранее выдвинутую им теорию совращения ребенка и обратившего внимание на противоположную сторону отношений между родителями и детьми, а именно на те фантазии, которые на бессознательном уровне возникают у детей по отношению к их родителям.
Для большинства психоаналитиков упразднение Фрейдом ранее выдвинутой им теории совращения ребенка – это радикальный поворот к новым психоаналитическим идеям, которые как раз и легли в основу психоанализа. И это действительно так, поскольку отныне в поле зрения исследователя и аналитика оказывается ранее не принимаемая во внимание психическая реальность. Однако при этом остается открытым вопрос, можно ли все сообщения пациентов о сексуальных травмах воспринимать в качестве их бессознательных фантазий или действительно могли иметь место случаи реального совращения ребенка и насилия над ним.
Для Фрейда решение в пользу признания психической реальности было исключительно важным с точки зрения устранения личного конфликта между истиной и нравственностью. Если бы не самоанализ, то неизвестно, обнаружил ли бы он этот конфликт в себе и пришел бы к идее о важной роли бессознательных фантазий в жизни человека. В своих собственных глазах он вроде бы не поступился ни истиной, ни нравственностью. Но вот по мнению некоторых исследователей, упразднив теорию совращения ребенка, Фрейд тем самым отступил от истины.
Так, психоаналитик и преподаватель санскрита, бывший член Международной психоаналитической ассоциации и содиректор архива Зигмунда Фрейда Джефри Мэссон опубликовал наделавшую много шума в психоаналитических кругах работу «Насилие над истиной»(1984), в которой подверг сомнению привычные представления о Фрейде как поборнике истины.