— Что? — Линда чуть смешалась.

— Здесь вполне можно было бы жить, — разъяснил тот свои слова, а девушка едва заметно вздохнула: вначале ей показалось, что Инпу смог прочитать её мысли, а это место, похоже, навевало одинаковые эмоции.

Живот девушки завыл от голода, как заправский волк в полнолуние, в самый неподходящий момент, и мужчина, усмехнувшись, проговорил:

— Боги не ведают, что хотят люди… Я скоро. Добуду тебе еду, — пообещал тот и исчез в густых зарослях.

Линда с благодарностью проводила его взглядом и тут же с опаской огляделась. Она взглянула на свою одежду, руки и ноги, перепачканные в крови. Женщина споро добежала до водопада, который острыми водяными пиками врезался в небольшое озеро, воды которого были настолько прозрачны, что Линда осмелилась, набрав пригоршню, жадно сделать один глоток. Она оторвалась от естественного напитка, громко дыша, и взглянула на небо, такое же чистое, как воды внизу. Так странно ощущать себя счастливой после почти пройденного пути, ведущего её к цели. Почти счастливой. Ликование будет полным, как только она обнимет своего мальчика.

Прямо в лёгкой, не сковывающей движения одежде Портер медленно вошла в прохладную воду и так же не спеша, откинувшись на спину, поплыла вперёд, почти вплотную подобравшись к водопаду неописуемой красоты. Капли разбрызгивались повсюду, образуя радужную пену и в озере, и в воздухе.

— Рай, — прошептала Линда, пару раз нырнув, а затем поплыла обратно, заметив Инпу, тщательно моющего руки в озере, невдалеке на плотном тёмно-зелёном листе виднелись две крупные рыбины.

Линда не торопясь вышла из водоёма, с изумлением заметив, что мужчина не отвёл взгляд, наоборот прошёлся по её фигуре тяжело, по-плотски, и женщина знала, что сама дала ему право так смотреть на неё. Не хотела? Отнюдь. Он поднялся с корточек, когда она поравнялась с ним, и оттёр с её лба грязь вперемешку с кровью. Портер почувствовала в этом ненавязчивом и простом жесте заботы нечто большее и сильнее задышала от волнения и желания, которое она вновь испытала при его близости, волнующей её. Инпу прошёлся пальцем по щеке девушки и спустился к губам, проведя по ним, чуть приоткрывая. Он и сам был неспокоен, грудь тяжело вздымалась, а Линда замерла. Его ладонь спустилась к шее, пальцы пробежались по ярёмной впадине вниз, к напрягшейся, мигом налившейся полной груди с мелкими горошинками острых, как стекло, сосков. Крепкие мужские ладони по-собственнически сжали полукружия.

— Я хочу лечь с тобой, — хрипло проговорил тот, внимательно заглядывая ей в глаза, а поймав там ответ, улыбнулся кончиками губ.

Трепещущими руками она коснулась его горячих предплечий, вверх по плечам, ощутив под подушечками пальцев движение мышц, и плотнее прижалась к нему. Она была точно уверена, что до этого колеблющийся не в себе, но в её желании бог теперь уже не сомневался, что их вожделение обоюдно.

— Ты должна видеть красоту, подобную тебе, — сипло протянул Инпу и взял её на руки.

Он нёс её, не спеша ступая по едва заметной тропе, которую сам и проложил в девственном лесу, где давным-давно не ступала нога бога, а смертным туда и вовсе была закрыта дорога. Их окружили, словно стеной, высокие деревья, сквозь листву которых, красиво преломляясь, падали лучи солнца, поляна с густой невысокой травой как будто подсвечена изнутри.

Он отпустил её только на середине. Ноги коснулись шёлкового ковра травы и синих, как небо и глаза Анубиса, цветов.

— Что ты не хочешь, чтобы я делал или говорил? — спросил Инпу, притянув её, податливую и мягкую, к себе.

Не задумываясь, Линда произнесла:

— Слов, что ты дарил другим.

Она первая потянулась к нему, осторожно коснувшись губами его чувственных губ. Инпу повторил её движение, носом тронув её, почуяв чарующий аромат её свежей после плавания кожи. Тысячи неразличимых человеческому обонянию оттенков и нюансов, сплетающихся в единый узор запаха, раз и навсегда запечатлевшийся в его памяти. Бахити пахла как лето перед грозой, как зима перед снежной бурей, как мгновение до беды, скорость перед преградой. Неплохое, другая нота, как разрешение давно тянущейся болезни, как остановка в конце дальнего пути, как встреча тех, кто скучал в разлуке.

Его губы с жадностью накрыли её. Ещё и ещё. Терзая нежность, раздвигая алое, врываясь в сочность, играя с языком, спускаясь вниз по стройной шее, трепеща оттого, что она подавалась и откликалась на каждое его движение и действие, чувствуя, как она крупно дрожала и бежала нежными руками по спине вниз, сжимая ягодицы.

Намокшая от воды одежда мешала, и они поспешили освободиться от неё, с жадностью скользя по друг другу взглядами, стараясь впитать как можно больше. Его выбор. Её выбор. Совпало. Он отпустит её, как только исполнит обещание, а она уйдёт, как только получит искомое. Было горько это осознавать, но дети разных миров, времени и воплощений не строили планов. Оба ловили миг, в котором стали самыми счастливыми во всех трёх измерениях. Нет недомолвок и условностей. Нет игры, кокетства и притворства. До предела обнажённые переживания. Они были свободны в своих чувствах друг к другу и просто находились рядом, ощущая другого точно так же, как и себя. Инпу отпустит свою жрицу, как бы горько ему ни было при этом, а она уйдёт, как бы больно потом ни стало. Жизнь каждого при этом продолжится, но вот только можно ли это назвать жизнью? Ни она, простая смертная, ни он не знали ответа на этот вопрос. Платье и схенти упали рядом.

Обнажённой кожей касались друг друга, целуясь до головокружения, до лёгких вскриков, упав в мягкую траву. Она ощутила волну хлынувших мурашек под подушечками пальцев и улыбнулась, чувствуя, как в бёдра уткнулась напряжённая плоть Инпу. В его крепких объятиях девушка выгнулась, сплетя возле шеи руки, притягивая мужчину к себе всё ближе. Тихие стоны, срывавшиеся с полуоткрытых губ, ласкали каждый оголённый нерв. И поцелуи обрушивались лавиной на разгорячённую их единением, подсвеченную рассеянным светом солнца, льющимся сквозь плотную листву деревьев, мягкую тёплую кожу смертной. Захлёбываясь от нетерпения, словно только они могли дать друг другу кислород, необходимый, чтобы дышать.