- Вы имеете в виду всю эту чушь по поводу того, что я символ Света и всё такое? - с плохо скрываемым раздражением спросил Гарри. - Послушайте, профессор, эта дешёвая романтика ни к чему…

- Какой Вы символ, Поттер? - перебила МакГонагалл. - Символ - это бесполезное украшение, единственный смысл которого - вдохновлять своим видом.

- И что в этом описании ко мне не подходит? Я помню, например, те письма из подполья Польши и Франции, которые публиковал «Пророк»… там всё точно так было!

- Не паясничайте, Поттер, - строго сказала МакГонагалл. - Или Вы напрашиваетесь на комплименты? Ну, ну, не стоит так истерически смеяться, я поняла, что не напрашиваетесь. Как только Поппи закончит, отправляйте её обратно, профессор Флитвик что-то расхворался. До свидания, мистер Поттер.

- До свидания, профессор, - Гарри сунул выданное мадам Помфри зеркало в болтавшийся на шее подарок Хагрида и неверяще покачал головой.

Шестнадцать минут бестолковой драки - и твой авторитет возрастает до немыслимых высот, хотя уже, кажется, выше некуда было… «Этак за тридцать-сорок минут тебя министром магии изберут, не спрашивая твоего согласия», - ехидно предсказал внутренний голосок. Гарри, не ответив на это провокационное предположение, отправился искать мадам Помфри.

Несколько часов после рассвета Гарри проспал; близнецы бдительно охраняли его сон, и только после того, как он вскинулся, впервые за прошедший месяц настигнутый кошмаром - мёртвое лицо, мёртвое, он не вернётся, Гарри, не вернётся, холодное, мёртвое, мёртвое, - решили прилечь сами. Они предлагали Гарри поспать ещё, но он наотрез отказался - его всё ещё трясло.

Раненые спали; тяжело, вздрагивая и вскрикивая во сне. Какое-то время Гарри просто шептал диагностическое заклинание, проверяя раны на предмет нежелательных воспалений; но мадам Помфри лечила безупречно, и, чтобы хоть чем-то помочь, он убирал свой эмпатический щит и отдавал им своё спокойствие, свою отрешённую усталость; нахмуренные брови и сжатые губы расслаблялись, стоны боли утихали, дыхание выравнивалось. «Чувствую себя матерью Терезой, блин…»

- Interaneam condicionem volo cognoscere, - в пятидесятый, наверно, раз, пробормотал Гарри на выдохе. - Хм… Билл, ты не спишь?

- Не получается, - Билл открыл глаза; белки их были густо расчерчены сетью красных ниточек от лопнувших сосудов. - Я, наверно, недостаточно хладнокровен, чтобы сейчас спать…

- Я понимаю, Флёр умерла у тебя на глазах, - предпринял Гарри попытку уговорить Билла поспать - какое может быть выздоровление, если пациент бодрствует и думает о плохом. - Но ты-то жив, поэтому тебе надо восстанавливать силы…

- Я её не любил, - неожиданно возразил Билл. - И мне сейчас не так плохо, как могут подумать.

- В таком случае, приношу одновременно соболезнования и поздравления, - раздражённо сказал Гарри. - Что тебе мешает заснуть, в таком случае? Ты впервые видел расплющенного столом до состояния лепёшки человека? Давай я попытаюсь успокоить твои эмоции…

- Чёрт с ними, с раздавленными Пожирателями, которые были настолько глупы, что подошли к Хагриду на расстояние стола, - криво усмехнулся Билл. - Я хотел с тобой поговорить… позже, когда Флёр чирикала бы с гостями…

- Что ж, то, что она не может чирикать по техническим причинам, не послужит тебе помехой? - терпеливо осведомился Гарри. - О чём ты хотел поговорить?

- Гарри… прости меня.

Гарри помолчал, обдумывая ответ. Он чувствовал себя настолько усталым и опустошённым, что эти слова не вызвали в нём никакого отклика; всё, чего ему хотелось - это чашка горячего какао и сигарета; «интересно, если я позову Добби сюда, в Нору, он придёт? Или лучше самому сварить какао…». И чтобы в залитой солнечными лучами комнате - тихо-тихо, никого больше, и чтобы даже часы не тикали. Особенно часы.

- Прощаю, - пожал он плечами. - И если это мучило тебя два года, то зря: я давно забыл обо всём.

- Знаю, - согласился Билл. - Но я не забыл. Я… я на следующий же день понял, что совершил ошибку. Хотел прийти к тебе, поговорить… но ты был в больничном крыле, мадам Помфри гнала всех в три шеи, кроме Фреда и Джорджа, ворчала что-то про Веритасерум… а потом близнецы популярно высказали мне всё, что обо мне думают…

- Они всегда такие… прямолинейные, - Гарри улыбнулся против воли. - Гриффиндорцы…