...
Низкий потолок тонет в сумерках. Смутная тень колышется ритмически где-то рядом... С усилием скашиваю взгляд - движение отдается болью в голове - бесформенная фигура сидя дремлет у постели, серый балахон шевелится в такт дыханию. Ослабев, проваливаюсь обратно...
...
Что-то прохладное ложится на раскаленный лоб, вода орошает иссохшие губы... Жадно глотаю - оказывается, есть на это силы! Еще пить...
- Хватит.
Это мне? Так я и говорить могу? Старуха - возможно, и не старуха, просто платок по-старчески повязан, лоб закрывает - обтирает мое лицо влажным полотенцем. Жизнь возвращается, вот что это такое!
- Какой день сегодня?
- Преподобных Симеона, Христа ради юродивого, и Иоанна, спостника его.
- Черт, скажи толком! Число какое?
- Не зови нечистого, накличешь! Не знаю я ваших чисел - надысь святому Илье праздновали.
Уже легче. Ильин день - двадцатое июля, бой на батарее был десятого, потом марш... Ни хрена себе, десять дней в беспамятстве? Или сколько? Когда свалился-то? Первый день марша вроде помню... Рад бы забыть...
...
Кто-то там есть за дверью... Старуха с ним разговаривает... Дверь притворена неплотно, но слышно недостаточно хорошо, чтобы разобрать, и сосредоточиться нет сил... Похоже на латынь... Что? Определенно, бред продолжается: как может не знающая цифр женщина владеть латынью?
Входит еще молодой, не старше меня, человек - хорошо выбритый, в камзоле, парике. Одежда господская, но взгляд лакейский. Чей-то секретарь или доктор.
- Здравствуйте, господин полковник.
- Сие пожелание очень уместно. И вам здоровья. Кто вы? И где мы вообще?
- В гостях у князя Кантемира, это его имение под Яссами. Позвольте ваш пульс.
Так и есть - доктор. Отдав распоряжения сиделке и запретив мне разговаривать, дабы не утомляться, он исчезает. Я погружаюсь в полубред, полудрему...
...
"...Невозможно, чтобы, когда идем путем правды, не встретилась бы с нами печаль, тело не изнемогло бы в болезнях и трудах, и пребывало неизменным, если только возлюбим жить в добродетели..."