– Сказывай!
– Что сказывать? Забрели мы туда с Власием…
– За каким таким делом?
– Просто по случайности! Смотрим – из грязи сапог торчит. Потянули, а там путник. Ясно, что давно помер, а всем видом, как живой[14]. Мы у него нашли наган, ремень с пряжкой, на пряжке звезда о пяти лучах, нож годный – складной, только одно лезвие поломано, а на руке ремешок со стекляшкой был. (Компас! – догадалась я.) Еще мешок заплечный у него со всяким инструментом и камнями разными – мы его сняли. Там и книжка рукописная лежала. Только болотной водой сильно попорченная, слова едва разобрать, только картинки всякие странные нарисованы. Потом самого его, конечно, хворостом обложили и пожгли, чтобы душа не томилась между небом и землей.
– Что вам мать на такие дела выразила?
– Да ничего. Мы рассказывать ей не стали, чтобы не обременять напрасно.
– Покажи все Анне, хоть какая с того барахла польза будет, – велел старец.
В глазах у Фрола сверкнула электрическая искорка любопытства:
– Дед, а правду сказывают, что допреж, когда те, которые на нави лежат, были живыми, каторжных сюда сгоняли целыми артелями из земли золото копать?
– Тьфу, на тебя, Фролка! Где ты таких баек только понабрался. Отродясь в этих местах золота не видали! Завод они строили – это все равно как сарай, а в нем кузня громадного размера. Для какой нужды завод требовался, даже предания умалчивают.
– Чем мирские занимались – нам дела нет, их золото нам без надобности, – вступил с поучениями Макарий. – Не забивай ты глупыми сказками голову!
– Ступайте. Покажешь все путнице, с волчьего когтя оберег поможешь сделать, чтобы волки ее в шамановой земле больше не тронули, а к ночи проведешь путницу до гати. Сам же туда не суйся, путь только ей откроется, если у нее в том особая нужда…
– Можно, я тоже пойду проводить Аню? – попросился Лёшка.
– Иди, – разрешил Феодосий. – Только не болтайся по ночи, оставайся до света в Скиту, беды в том не будет. Всякой душе от посвяты дается срок в сорок дней, чтобы испытать ее веру на крепость. Иди, Совенок, твоя вера крепкая, и бояться тебе нечего.
Когда мы вернулись в Скит, солнце уже настороженно клонилось к закату. По дороге Фрол объяснил мне, почему искать дорогу в царство шамана надо обязательно ночью и что это за «гать» такая. Как повелось в здешних краях, Фрол начал с незапамятных времен, когда здесь стоял непонятный и таинственный завод, к нему «каторжные» тянули стальные нитки железнодорожных рельс прямо через болото.
«Каторжные», которых в те времена было великое множество, рыли каналы, чтобы отвести с болота воду и осушить его, забивали прямо в болотную жижу сваи, целыми вагонами засыпали крупные валуны и мелкий серый камень – щебень, пытаясь победить чавкающую торфяную массу. Их громоздкие землеройные машины и механические ковши до сих пор ржавеют на нави вместе с остовами железнодорожных вагонов.
Болото Черных шаманов оказалось сильнее, теперь об изнурительном и бессмысленном труде каторжных напоминала только гать – дорога из уложенных поверх грязи тонких древесных стволов и хвороста. Выстроенная наспех гать вела в никуда – обрывалась прямо среди трясин и топей. Сколько камня, железа, людей – живых или мертвых – проглотили прожорливые болота за время стройки, никому не ведомо. Любой человеческий след трясина слизывает быстрее, чем кот сметану с блюдца. Если шагнуть с гати в сторону, останется глубокий след, который сразу наполнится гнилой водой и растает за пару вдохов. Топи здесь такие, что не замерзают даже в самые лютые морозы и не просыхают знойным комариным летом.
Пока рассказывал, Фрол успел срубить охотничьим ножом тонкое деревце, обрубил с него ветки, вручил мне шест для прогулки по болоту и показал, как полагается орудовать шестом отчаянным людям, которые забрели в это место.
– Почему на гать нужно идти обязательно ночью? – спросила я не потому, что испугалась.
За последние недели я уже успела забыть, как надо бояться. Просто пытаюсь понять, зачем шаман Меркит обосновался в таком гиблом месте, а не построил свое святилище в сухом и комфортном лесу, как жители Форпоста. Лес – преогромный! Места в нем на всех хватит.