– А он правда может… превращаться в птиц?
– Одни светлые духи ведают, что он может! Спроси сама, если такая смелая, – улыбнулся Макарий и объяснил: – Феодосий тоже через навь глаза потерял. Сказывают, малым дитем умыл лицо в Черном озере. Зато теперь всякая птица или зверь ему свои глаза одалживает. Лесные, и водяные, и болотные, и всякие протчие, злые и добрые, ему службу несут… – Мы уже въезжали на окраину Слободки.
Местная детвора собралась на полянке, носилась и гоготала. Развлекались тем, что бросали длинные палки в фигурки, сложенные на земле из коротеньких чурбачков. Макарий кивнул в сторону игрища и улыбнулся:
– Гляди-ка. Точно, весна пришла, ребятишки в рюхи[10] балуются!
Среди меховой одежды и пестрых платков коренных обитателей Слободки яркими пятнами выделялись куртки Никиты и Лёшки, они раскраснелись от беготни и весело перекликались с остальной компанией. Оба выглядят как малолетние недоумки, я спрыгнула с лошади, шагнула к игрокам:
– Ник, что вы здесь делаете?
Никита удивленно развел руками:
– Что делаем? Я тебя ждал. Ты же не сказала, куда ушла и когда вернешься. Лёшка волновался и прибежал узнать, что случилось…
– Вам что, заняться больше нечем? Хватит, идем отсюда! – разозлилась я, выхватила палку у Никиты из рук и с размаху зашвырнула в самую высокую фигуру, похожую на пирамидку. Все чурбаки разлетелись в разные стороны. Местные сразу притихли и расступились, давая нам дорогу, – наверное, вид у меня суровый.
– Крепкая рука у юницы! – раздалось у меня за спиной.
Оглядываюсь: на высоком крыльце стоял почтенный Феодосий. В наброшенной на плечи шубе из меха, такого же белоснежного, как его седины, он выглядел весьма величаво. Демид поддерживал слепца под локоть.
– Рука крепкая, не отнять! Вот, зайчика подстрелила, – поддакнул им Макарий. – Забирай свою добычу, Нюта.
А когда я подошла к нему за тушкой, он взял меня за руку, тихо добавил:
– Оставайтесь у нас, время позднее. Тетка Ниловна к ужину пирогов напекла, и перинки у нас мягкие…
– Спасибо, мы лучше пойдем. Правда, Никита? – Я поскорее сунула дохлого зайца в руки Нику и потащила его к дорожке в Скит. – Идем, Лёшка! Не отставай!
– Пусть идут, Макарий, дело молодое. Сейчас собачатся, сейчас и замирятся. – Старец Демид растянул губы в фальшивой улыбке. – Поцеловались бы, что ли?
Никита действительно обнял меня и поцеловал в щеку – надо же!
От прикосновения его влажных губ я почувствовала, как во мне разрастается горячее и вполне осознанное желание: со всей силы двинуть его коленом в дыхалку! А еще лучше – подобрать длинную палку и запустить ею прямо в лоснящуюся рожу Демида. Но сделать ни того, ни другого я не могу!
Путники должны быть единомышленниками или хотя бы выглядеть таковыми. Шли мы быстро, но все равно оставались в поле зрения старцев, расположившихся на крыльце, как зрители перед большим экраном. Я остановилась, поймала Никиту за руку, притянула к себе и поцеловала в губы, больно прикусив за самый краешек.
Ник вскрикнул, шарахнулся от меня, нахмурился и зашагал вперед. Один.