Денис кивает.

– Таскаю. Но редко. Если деньги нужны. А вот ты обещал на сломе не появляться. А работать на живой земле, внизу.

– Внизу скучно, – отвечает Модест, оглядываясь на соседей по столу. Соседи робко улыбаются.

– Ты бы не ходил на слом, Модест, – задумчиво произносит Денис. – Нечего тебе тут делать.

Зеленый человек хмурится, шевелит бровями. В начале весны его кожа меняет оттенок. Сейчас ее колер напоминает темные полосы на перезревшем астраханском арбузе.

– Это еще почему?

– А потому, – говорит Денис, – что ты работаешь за пятерых, и обычных людей смущаешь. Все хотят за тобой угнаться. Непроизвольно. Начинают втрое быстрее махать кувалдами. В итоге – быстро выдыхаются. Я говорил с нарядчиком, он все подсчитал. На тех участках, куда ты приходишь, выработка сначала подскакивает на двести процентов, а потом резко падает. В итоге от тебя, Модест, никакой серьезной пользы.

– Это не моя проблема, – спокойно говорит Модест. – Я гомо флорус, я вообще считать не умею. Сами считайте выработку. А я буду делать то, что доктор прописал.

Денис ломанул горбушку черного, собрал из миски остатки морковного соуса.

– Извини, Модест… Ты мне друг, мы с тобой за одной партой сидели. Вот скажи мне: как мог доктор тебе что-то прописать, если он погиб за год до того, как ты родился?

– Дурак, – сурово отвечает Модест. – Всем нам прописано одно и то же. И гомо сапиенсам, и гомо флорусам. Трудись, и будешь человек. Везде, непрерывно, телом и мыслями. Многие наши, кто под Куполом живет и не работает, уже корешки пустили. Это не афишируется, но я знаю. Потому что перестали помнить, что доктор прописал. А я помню. И книгу его каждый день читаю. Доктор успел закончить только первую главу, но нам говорили – надо наизусть…

Модест прикрыл веки, поднял вверх зеленый указательный палец и процитировал:

– «Тебе не нужно спать. Тебе не нужно есть. Ты не можешь страдать от холода, жары и усталости. Но это ничего не значит. Ты – человек. Трудись и оставайся человеком. Трудись, или врастешь в прах». Вот я и тружусь. А ты лезешь ко мне с какой-то выработкой.

– Извини, – сказал Денис. – Но ведь это все знают, Модест.

– Что все знают?

– Что человеку надо трудиться.

– Да? – Модест помрачнел и навис над Денисом. – Все знают? Почему ж тогда вы ходите в рванине? В двадцать втором веке от рождества Христова? Зимой мерзнете, летом потеете? То строите, то ломаете? Молчи лучше. Гомо сапиенс хуев.

– Извини, – еще раз произнес Денис.

– Ничего, – бубнит Модест. – Я привык. Пойдем в «Чайник», я тебя угощу.

Денис кивает, тянет из кружки сладкий кисель.