— Не соседка, а дочь нашего друга Павла Ивановича Батиева. Недавно институт окончила. Инженер-металлург. Вот отец порадовался бы…

Только что улыбавшиеся глаза Трифонова наполнились грустью. Наступило молчание. Та самая минута тишины, когда необходимо, чтобы картины прошлого ожили в душе, став явью.

Павел Иванович Батиев многие годы был бессменным секретарем партийной организации второго мартеновского цеха.

Моя первая встреча с ним произошла вот при каких обстоятельствах.

Мне нужно было собрать материал для очерка о сталеварах — мастерах скоростных плавок. О Батиеве слышала много хорошего, поэтому в первую очередь решила обратиться к нему.

Огромного роста, худощавый, но очень широкий в кости, с доброй смешинкой в темных внимательных глазах, он озадачил меня вопросом:

— У вас, поди уж, и план будущего очерка готов. Надо только факты подобрать для иллюстрации?

Я обиделась.

Павел Иванович заулыбался:

— Что обиделись — это хорошо. Значит, хотите поглубже заглянуть в нашу жизнь. А то ведь всякое бывает. Умудрился же один автор поместить сталевара в доменный цех. Запомнилась мне эта строчка: «Стоит у домны сталевар». А на меня не сердитесь, ладно?

И сказал он эти слова так мягко и сердечно, что все колючки, которые я приготовила для самообороны, исчезли сами собой.

Потом-то я узнала, что так бывало не только со мной: на Батиева редко кто обижался, хотя он был строг и никому не давал поблажек. Особенно самому себе.

Дело заключалось, очевидно, в том, что высокая требовательность и принципиальность сочетались в нем о удивительной простотой и человечностью.

Это от него услышала я однажды поразившую меня фразу:

— Непримиримость требует сердечности.

Мне тогда казалось, что понятия эти полярны.

Батиев был отличным педагогом, сам не подозревая этого. Пройдя большую трудную школу жизни, он обладал счастливым умением «скачивать шлак» из человеческих характеров и взаимоотношений. Причем делал это тактично, щадя самолюбие человека, не ущемляя чувства личного достоинства.

Запомнился мне один разговор Павла Ивановича с молодым способным сталеваром. Работать он умел и любил, но был заносчив и самовлюблен донельзя. С тех пор как его имя стало довольно часто мелькать в печати, он возомнил о себе невесть что, стал свысока относиться к товарищам, приемами работы которых охотно пользовался.

Надо было видеть, с каким независимым видом зашел этот сталевар в комнату партбюро!

— Вызывали? — спросил намеренно небрежно.