Габриэль вернулся в лабораторию и между двумя трупами, танцующими на нитках, поджег пропитанное горючей жидкостью тело Калинина. Потом вышел через металлическую дверь, обогнул здание справа, пробежал по улице, лицом к парковке. В тот момент, когда он садился в машину, взрыв и последовавший грохот разлетевшихся стекол заставили задрожать почву. Оранжевые дьяволы вырвались из проемов пластинариума.
Габриэль выехал на дорогу, смешавшись с потоком машин и не выбирая направления. Главное – подальше отсюда. Залечить раны где-нибудь в гостиничном номере, прежде чем снова сесть в самолет не позднее завтрашнего дня. Покинуть эту чертову страну. А дальше как получится, там будет видно.
Он не знал, сумеет ли выпутаться, да это было и не важно. В черной дыре его памяти всплыли, как будто это было вчера, те слова, которые он произнес двенадцать лет назад, в вечер, когда выписывал имена клиентов гостиницы «У скалы» из регистрационной книги.
Отныне это было исполнено. Он отыскал своего ребенка. Он освободил их, ее и других мучеников.
Навечно.
Снова они. Скворцы. Они прилетели с востока, появившись над вершинами, а потом стекая вдоль склонов, как черная разрушительная лавина. Гигантская тень новой колонии обрушилась на колокольню церкви Сагаса, на бригаду жандармерии, на школы, затмила небо над тюрьмой, так что заключенные на прогулке решили, будто грядет конец света. Густая перьевая туча словно испарилась, чтобы собраться вновь еще плотнее за пределами города, прежде чем распалась на множество волокон, облепив деревья по берегам Арва сразу за виадуком.
Именно при таких обстоятельствах Габриэль вернулся в Сагас, получив неделей раньше эсэмэску от Поля.
У меня отпуск на пятнадцать дней. Если хочешь получить обратно подвеску Жюли, приезжай… Я каждый день рыбачу пополудни, ты знаешь, где меня найти…
Прежде чем встретиться с коллегой, Габриэль заехал в гостиницу «У скалы», где его приняла жена Ромуальда Таншона. Больше девяноста процентов номеров были заняты, но ключ от номера 7 висел на стене. Он снял его на ночь и бросил там свою дорожную сумку – спортивную сумку Уолтера Гаффина, от которой так и не избавился.
Было так странно снова оказаться здесь. Ничего не изменилось, ни обстановка, ни содержимое мини-бара. Все те же запахи старого дерева и сырости. Габриэль открыл дверь, ведущую на паркинг. Известковая скала возвышалась монолитом, столь же внушительная, как и по его воспоминаниям. Сагас был неизменен – точно почтовая открытка, засунутая в альбом, который раскрывали только в самых редких случаях.
Он вышел на площадку перед входом и простоял там долгие минуты. Птицы снова начали кружиться, выписывая символ бесконечности: два идеальных сближенных эллипса. На несколько секунд Габриэля охватила тревога. У него возникло ощущение, что он уже переживал эту сцену. Тогда он спросил себя, какой сегодня день. Посмотрел на экран телефона: шестое ноября.
Ровно год после его пробуждения в номере семь.
В другой стороне от Сагаса, в десяти километрах к северу, синие воды Арва расслабленно текли под серой пеленой осеннего неба. Время от времени Поль угадывал под бликами волн серебристую спинку форели, спокойно шныряющей между камнями. Стоя посередине потока, он рассек воздух карбоновым удилищем, забросив мушку на конце лески, и умелым движением запястья заставил ее заплясать на поверхности воды там, где заметил рыб. Сумка-холодильник, полная прохладных напитков и сэндвичей, ждала его под темными лапами елей.
– Руку ты не потерял.
Поль повернул голову, когда у него за спиной раздался голос. Он поднял удочку, подтянул к себе мушку и выбрался на берег, осторожно ступая по скользким камням и стараясь больше опираться на левую ногу. Отложил свои снасти и тепло обнял Габриэля. Потом отстранился и осмотрел его лицо. Глаза на мгновение задержались на небольшом шраме над правой бровью.
– У тебя усталый вид.
– Плохо сплю.
Поль наклонился к сумке и открыл им два пива. В последний раз они виделись, когда Габриэль вернулся из Польши. Затем несколько раз созванивались и обменивались СМС. Потом на несколько месяцев замолчали. Они уселись на большой круглый камень.
– Как твоя память?
– Полная пустота. Дыра в двенадцать лет, которая, возможно, никогда не заполнится. К несчастью, иногда так бывает.