Но как доказать Большому Брату, что он не ошибся, из семнадцати новых работников комбайна выбрав именно Чи Вая?..
Шальная мысль кольнула его так неожиданно и ощутимо, что Гао чуть не вскрикнул. Закусил губу, потер виски. Затравленно обернулся, словно кто-то все еще подглядывал в кухню, потешаясь над терзаниями молодого человека.
Если он от чистого сердца помогает незнакомцу, то вправе ли просить вознаграждения сейчас, а не в следующей инкарнации? Если считает вознаграждение недостаточным, имеет ли право требовать больше? Может ли чужая судьба стать платой за расцвет его собственной? Как не поверить в руку проведения, когда брошенные в землю товарищества семена взаимовыручки сами просятся прорасти великолепным деревом, на котором зреют плоды карьеры Чи Вая?
Нет, это не станет предательством. Это – лишь предначертанное кружение вещей в сложном бессмертном мире. Это – жертва на алтаре новой жизни путника по имени Гао. Это плата за то, что он помог незадачливому соседу собрать бобы, рассыпанные по дороге.
В конце концов, услужение принцу не может длиться вечно.
Особенно, когда ко двору просит настоящий Император…
Ключ к будущему человека хранится в воспоминаниях о его прошлом
2 дня до начала операции
«Бронзовое зеркало»
– Рамон, крупный план!
Палец ан-Тейшейры указывал вправо и вверх, где взмывали и с мерными вздохами опускались металлические поршни. Бадоса мгновенно развернулся, запечатлевая могучий механизм.
Поршни были громадными и громоздкими, как и все на этой самоходной станции. Иногда вообще складывалось чувство, что комбайн построили не для прокладки железной дороги. Его создали для унижения человека, внушения ему чувства беспомощности и незначительности.
– Рамон, теперь сюда! – Ахмед был неутомим, перемещаясь по цеху впереди всей съемочной группы и на ходу составляя сценарий съемки. – Не забудь взять общий… сейчас я спущусь прямо туда, в монтажные ямы, покажем масштаб…
Бадоса послушно навел камеру, как того требовал режиссер.
Он вообще все делал послушно и на автоматизме, превратившись в ходячий придаток к профессиональному видеогаджету, вросшему в его затылок толстенным психоприводом.
Это Ахмед мог себе позволить оставаться активным и подвижным: вечерами он пропускает стаканчик-другой в опиумном баре, который раскопал на нижнем ярусе, а затем валится спать. Рамон себе такой роскоши разрешить не мог. Ссылаясь на усталость и неудачную акклиматизацию, после первого «шота» китайской водки он уходит в номер, чтобы провалиться в сон…
Снимать у Бадосы, кстати, получалось.
Не шедеврально, как еще в Новосибирске того ожидал новый начальник, но выбора испанец все равно не имел. Просматривал сносные, добротные, но самые обычные съемки наемного оператора. Морщился, но молчал.
– За мной, – азартно скомандовал ан-Тейшейра, спускаясь по узкой титапластовой лестнице вслед за офицером службы безопасности. – Ловим начальника бригады!
Буньип спал, сквозь дремоту наблюдая за происходящим глазами сеньора Бадосы. Спал тревожно, чутко и недовольно, жалея утраченное время и предвкушая ближайшую ночь настоящего полноценного отдыха.