Вряд ли теперь, когда внутрипартийная обстановка значительно менее накалена, последствия будут жестче. А вот прощупать реакцию ЦК ВКП(б) будет нелишним. Усмотрят ли они в таких статьях недопустимое покушение на партийные приличия, или взглянут более снисходительно? От ответа на этот вопрос будет зависеть пусть только в деталях, и моя линия поведения. Да и, в конце концов, публикации в «Комсомолке» – их собственная инициатива, и вряд ли удастся уговорить что Шацкина, что Стэна пойти на попятную. Не того характера люди.

Тут в памяти всплывают фамилии людей, подписавших ту самую погромную статью в «Большевике», где на Яна с Лазарем навешали кучу ярлыков: Н.И.Ежов, Л.З.Мехлис, П.Н.Поспелов. При всем значительном различии характеров и масштаба этих фигур, их объединяла одна черта – способность, не рассуждая, с полным рвением следовать за указаниями сверху, не обращая внимания больше ни на какие соображения. Поспелов – мелок, и сколько-нибудь значительную роль начал играть только в 40-е годы, лишь в хрущёвскую пору чуть не пробившись на самый верх – в Президиум ЦК. А вот Ежов с Мехлисом «сыграют» уже через несколько лет, да так, что мало не покажется. Но сейчас все трое близки по положению. Николай Иванович – инструктор Орграспредотдела ЦК, Петр Николаевич тоже недавно был инструктором, только Агитпропотдела, ныне оканчивая Институт красной профессуры по отделению экономики. Там же, в Институте красной профессуры, одновременно с ним оканчивает курсы и Лев Захарович. Вот у этого, пожалуй, за плечами должность посолиднее, – заведующий секретариатом ЦК, – что предполагает постоянный личный контакт с партийными вождями.

Не стоит ли как-то вывести их из игры? Но… кто знает, какого рода субъекты придут на их место? Впрочем, в отношении Ежова, пожалуй, все однозначно. У человека явно сорвало крышу от той роли, которая была на него возложена, что обернулось огромными людскими потерями. И его надо остановить. Только вот как? Терракт совершенно неприемлем. Подстроить «несчастный случай»? У меня нет для этого необходимых профессиональных навыков, да и психологической готовности – тоже. Н-да, та ещё задачка…

Впрочем, кое-какой опыт в интриге у меня есть, и анонимками довелось воспользоваться, причем не без успеха. Вот только на чем подловить Николая Ивановича? В голову пока ничего конкретного не приходит. Ладно, что можно сделать с Ежовым и прочими – ещё будет время разобраться.

Пока я поглядывал по сторонам и размышлял, машинально прихлебывая супчик, а затем жуя котлету, мы всей компанией завершили обед, и, стараясь не слишком демонстративно спешить, допивая компот, Шацкин и Стэн заторопились обратно в квартиру. Долго ли, коротко, но вот мои товарищи закончили корпеть над черновиками, а тут и Лида принесла с кухни заново разогретый чайник. Теперь Ян с Лазарем, наконец, уделили внимание чаепитию, похрустели печеньем и сушками, а затем раскланялись, деликатно оставляя хозяевам возможность побыть вечером только в кругу семьи.

Около семи вечера собрали чинный семейный ужин. А после него, Лида, как и обещала Лёньке когда-то, уселась рядом с детьми на диван, и принялась читать вслух «Вечера на хуторе близ Диканьки». Лёнька слушал внимательно, Надюшка тоже прислушивалась, но то и дело отвлекалась на возню с тряпичной куклой – продуктом маминого творчества, и покупным плюшевым мишкой. Наконец, она начала тереть глазёнки кулачком, и чтение, к неудовольствию Лёньки, пришлось прервать.

– Ну, ма-а-ам, – стал канючить он, – почитай ещё!

– А сестренку спать укладывать ты будешь? – укоризненно поинтересовалась жена. – Да и тебе спать пора.

– Не пора, не пора! Надька пускай спит, а ты мне ещё немножко почитаешь. Совсем чуточку, ладно? – продолжал выпрашивать сын.

– Как же, заснет Надя под мое чтение! – покачала головой Лида. – Начнет капризничать, и поди её потом, успокой. Или ты хочешь, чтобы мы всю ночь до утра не спали, пока целиком книгу не одолеем?! Нет уж, давай-ка вовремя ложиться, а Гоголя мы с тобой ещё не раз почитаем.

Услышав твердое обещание в сочетании с прорезавшимися в голосе матери угрожающими нотками, Лёнька насупился, но, по некотором размышлении, больше спорить не стал, и поплелся на кухню – чистить зубы на ночь.

С утра в понедельник раздумья о статьях Шацкина и Стэна на время вылетели у меня из головы. Надо было заняться стратегией. Через Котовского – а других близких и достаточно доступных контактов у меня в военном ведомстве не было – я связался со специалистами из Газодинамической лаборатории в Ленинграде. Оказалось, что в Москву она ещё не переехала (а я почему-то думал, что уже…). И весьма огорчило меня известие, что её первый руководитель, Николай Иванович Тихомиров, скончался в апреле от инфаркта. Вот что мне стоило поинтересоваться ракетными делами немного пораньше?! Глядишь, и удалось бы дать Тихомирову ещё несколько лет жизни… А, что теперь переживать! Не было у меня в голове даты его смерти, не было. Я и про само существование ГДЛ вспомнил с большим трудом. Про ГИРД – помнил, а эту аббревиатуру едва откопал в завалах памяти.

– Ладно, нескольких артиллеристов из близлежащих к вашим юнармейским училищам частей мы найдем. Пусть ребятки под их надзором занимаются ракетным моделированием. Но что это у вас за фантазия – давать им заказ на реальные разработки для армии? Это мальчишкам-то? Вы что, смеетесь?

– Не скажите! – решительно возражаю я. – Эти мальчишки подчас способны раскусывать такие задачки, перед которыми взрослые пасуют. Да ведь никто и не собирается поручать им, скажем, разработку боевых ракет. А вот над сигнальными и осветительными ракетами пусть голову поломают – вдруг и придумают что хорошее? Среди них, кстати, и весьма пытливых химиков хватает, так что думаю, можно им и задачку посерьезнее предложить. Например, разработку портативной ракеты ближнего действия для поражения бронетехники зажигательными смесями.

При моей поддержке полным ходом началось преобразование реактивной секции Осоавиахим прямо в Институт реактивного движения Государственного научно-технического комитета, минуя ступень так и не возникшей здесь Группы изучения реактивного движения при Осоавиахиме. Правда, сокращенное наименование института (Государственный институт реактивного движения) все равно дало жизнь той же самой аббревиатуре – ГИРД. С Глебом Максимилиановичем вопрос решился быстро, после того, как я пообещал финансирование за счет сметы НТО ВСНХ. На самом деле большую часть денег я собирался найти за счет участия в конкурсе Главного артиллерийского управления НКО СССР на разработку новых сигнальных и осветительных ракет, а также новых рецептур артиллерийских метательных порохов. И я пока придерживал в уме замысел протолкнуть через Котовского и Уншлихта распространение этого закрытого конкурса и на разработку порохов для твердотопливных боевых ракет различного назначения.

Подход к этому делу я начал с того, что уговорил Уншлихта реализовать мою давнюю рекомендацию – провести экспертизу ряда разработок по заказу военного ведомства, в том числе и в курируемом им Остехбюро. Привлеченный к этой экспертизе новый глава Газодинамической лаборатории Военно-научного исследовательского комитета при РВС СССР, Борис Сергеевич Петропавловский, помимо всего прочего, весьма скептически отнесся к задумкам Курчевского, хотя высказывался достаточно осторожно:

– Полагаю, что при разработке безоткатных артиллерийских систем нет оснований замыкаться только на использовании обычных артиллерийских боеприпасов и нарезных стволов. Эти системы работоспособны, но не лишены недостатков. Свои перспективы есть и у гладкоствольных пусковых установок с использованием снарядов на реактивном принципе. Такие реактивные снаряды можно запускать даже и без артиллерийского ствола, с простейших трубчатых или рельсовых направляющих.

Курчевский не преминул резко возразить:

– Ваши реактивные снаряды дают неприемлемое рассеяние!

– Зато пусковая установка становится значительно дешевле. А над повышением кучности мы работаем, – ввязался в перепалку Борис Сергеевич.