Вадим был третьим.

Придя в себя. Катя увидела прямо над собой его гниловатый подбородок, почувствовала какую-то беспомощную суету на ней, в ней. Она застонала, ненадолго потеряла сознание, а через некоторое время снова услышала бормотание Вадима...

— Какая среда, какая среда получилась у нас сегодня, — сипел он ей в ухо, дергаясь часто, скользко. Придешь еще? — спрашивал он, пытаясь заглянуть ей в глаза. — Придешь? И мы без этих хмырей...

Сил у Кати хватило только на то, чтобы плюнуть в его кроваво-красный подбородок, усыпанный срезанными прыщами.

— Ничего, — пробормотал Вадим. — Это я стерплю... Я много чего стерплю ради тебя, дорогая... Но и ты потерпи немножко... Совсем немножко...

Катя не помнила, как одевалась, как выходила из затемненной комнаты, как, пошатнувшись, чуть было не опрокинулась на стол, не видела ребят, хотя они были здесь же. Она пришла в себя уже в ванной — Игорь заботливо плескал холодной водой ей в лицо. Увидев его, узнав. Катя в ужасе отшатнулась и это, похоже, его огорчило.

— Не надо так, — он погладил ее по волосам. — Не надо... Не произошло ничего слишком уж страшного... Все это уже бывало с людьми, опять будет... Так уж случилось, Катенька, что в эту среду высшие силы послали нам именно тебя... И ты ни в чем не виновата, и мы тоже не так уж и...

— Уйди... Дерьмо...

Держась рукой за стену. Катя сделала шаг, но от нестерпимой боли остановилась, закусила губу. Постояв несколько секунд, снова двинулась к выходу. Где-то в стороне, в освещенной комнате смазанно мелькнули фигуры Вадима и Бориса — они смотрели на нее и в руках у них были стаканы с шампанским. Игоря она ощущала спиной — тот шел сзади, готовый поддержать ее, если она вдруг снова потеряет сознание. В какой-то момент она чуть было не упала, ухватилась за вешалку, и косо торчащий гвоздь вывалился из стены.

В коридоре на полу Катя увидела свою сумку, с недоумением посмотрела на нее, не понимая, как она попала сюда. Потом, вспомнив, взяла сумку за длинный ремень и поволокла к выходу. Игорь открыл перед ней дверь, помог спуститься на первый этаж и, убедившись, что Катя направилась к своему дому, вернулся.

Все трое вышли на балкон и в свете фонаря увидели, что Катя держится, хоть и медленно, но идет и сил у нее достаточно.

— Дойдет, — проговорил Борис. — Она крепенькая девочка.

— У нас там еще бутылка в холодильнике, — напомнил Вадим.

— Да, — согласился Игорь. — Надо бы по стаканчику. С устатку.

И они все трое вернулись с балкона в квартиру. Полная луна чистого желтого цвета висела над городом, но никто не замечал ее нагловатого вида, поскольку привыкли, поскольку ничего иного в ясном небе и не охи-дали. Некоторые, правда, поглядывали на луну с опаской, подозревая непредсказуемость ее характера, а некоторые, пребывая в трепетном состоянии безжалостной влюбленности, простодушно полагали, что луна всегда будет дарить им это состояние-Заблуждение, глубокое заблуждение. Просто луна до них еще не добралась, она только приучала их к своему невинному виду, сулящему так много прекрасного и возвышенного.

Катя не помнила, как добралась до дома. И потом она не смогла вспомнить, кто встретился ей у подъезда, с кем здоровалась. Осталось ощущение, что на нее оглядывались, кто-то предложил помочь донести сумку. Сцепив зубы, она шла, отсчитывая шаги и помня только об одном — ей нужно добраться, доползти, доковылять до дому.

— Боже... что с тобой?! — испугался старик, едва увидев внучку.

Не отвечая, Катя отшатнулась назад, закрыла дверь спиной и только услышав, как щелкнул замок, медленно сползла на пол. Подняв голову, она безумным взглядом уставилась на старика, не то не узнавая его, не то пытаясь понять происшедшее.

— Катя! — старик присел на корточки, взял ее голову в свои жесткие, суховатые ладони, всмотрелся в глаза. — Что случилось? Милая... Катя!

Она молча качнулась вперед, упав старику на плечо и только тогда расплакалась. Окинув ее более пристальным взглядом, старик увидел растерзанный вид внучки, обратил внимание на рубашку, так и не заправленную в джинсы, заметил, что и ремень застегнут небрежно, не на ту дырку, помада размазана по щеке, губы искусаны в кровь.