Тут к дикому ликованию Алены Женя отлипла от друга рыжей язвы и, о чудо, заметила страдания подруги. Та поспешила состроить зверскую моську, вызвав недоумение у Кости. Алена убедилась, что Женя покинула место преступления, и с легким сердцем пожелала:
– Шли бы вы дальше, Константин. Не загораживали мне солнце.
– Да я и шел, а тут вы полежать на пути изволили. Mi scuso[1], не сразу определил, что это такой оригинальный способ принятия солнечных ванн. Buona giornata![2] – И он, не оборачиваясь, продолжил путь.
Алена некоторое время провожала его задумчивым взглядом, пока не осознала, что пялится на крепкую задницу в цветочек.
Все же хорош, как дьявол.
Она бы не прочь еще разочек впиться в него ногтями, чтоб не выделывался. Итальяшка хренов, что за позерство? Столь самовлюбленных типов Алена еще отродясь не встречала. Девушка тряхнула головой: пожалуй, не помешает освежиться.
О, синее-синее море – спасение для заблудшей души.
Глава 5
– Надо отдать должное этому захолустью, – сыто щурясь, откинулся на спинку стула Костя, – кормят здесь отлично. Конечно, не средиземноморская кухня, но весьма недурственно.
– Давно ли ты, буржуйская морда, яишенку на «Лысьве» в общаге жарил и макаронами ее обрамлял?
Костя скривился.
– И слава богу, что давно.
– Ай брось, в студенческой романтике имелись свои прелести, – мечтательно закатил глаза Стас.
– Романтике, а не голодовке.
– На сытый желудок на подвиги не потянет.
– К черту подвиги! Даешь приличные условия для труда и мыслительной деятельности.
Стас рассмеялся:
– Все относительно, мой друг. А художник должен быть голодным! Или забыл?
– О нет, это высечено у меня на подкорке еще со времен «Мухи», – пожаловался Костя. – Но хватит о грустном, я всего лишь выразил респект повару.
– Так ты прям ему и скажи, творцу будет приятно. Классный мужик, кстати, вон стоит улыбается.