Её храбрость удивила меня. Ведь она наверняка годами прокручивала в голове эти слова, не решаясь произнести их вслух. Уоррен уставился на неё. Думаю, Джуди обычно играла пассивную роль в семье.
— Дорогая, — начал он, — разумеется, я не специально. Не надо плакать, — добавил он, но я остановил его.
— Пусть поплачет, если ей это нужно, — сказал я. — Что вы сейчас чувствуете?
— Я чувствую себя ужасно, — признался он, и впервые его слова прозвучали искренне. — Я правда скучаю по Джуди. Господи, да мы с ней вместе со старших классов, а теперь почти не видим друг друга. Знаете, она ведь была самой красивой чирлидиршей…
— Уоррен, — прервал я его, — ваша жена расстроена из-за того, как далеки вы стали друг от друга. Я спрашиваю, что вы чувствуете в связи с этим?
— Да, вы правы, — ответил он. — Я постараюсь чаще бывать дома…
— Расскажите мне о своём распорядке дня, — попросил я его. — Как вы стали таким усердным работником?
— Я всегда усердно трудился, с самого детства. Мой отец рано умер. Мне приходилось заботиться о маме, — и внезапно он тоже заплакал. В отличие от жены он плакал шумно, сотрясаясь от рыданий. Я молча передал ему салфетки.
— Я всегда старался сделать всё правильно, — сказал он, когда они оба успокоились. — Кроме меня, некому было сделать это. Видимо, я перенёс эту привычку в рабочую жизнь.
Джуди печально улыбнулась.
— Я всегда любила в тебе это великодушие, — сказала она, рассеянно промокая глаза. — Это было так мило. Ты был таким серьёзным юношей.
Они улыбнулись друг другу, и в этом я увидел возможность восстановить близость между ними.
Я порекомендовал каждому из них пройти индивидуальную терапию, и был немало удивлён, когда оба они согласились. С Уорреном я решил работать самостоятельно, а Джуди направил к своему коллеге.
Золотое детство
Я попросил Уоррена рассказать о том, с какими неприятностями и волнениями связана его работа. Дважды просить его не пришлось. Он рассказал, что устал заботиться обо всех сразу. Он был вымотан. Доктор сказал, что у него высокое давление и ему необходимо избавиться от лишнего веса.
Ему хотелось выговориться. Жизнь, полная ответственности и задач разной степени сложности, тяготила его. Его политическая карьера стала сплошным разочарованием. Он проиграл на прошлых выборах и не надеялся, что в будущем что-то наладится. Ему казалось, что какая-то его часть тормозит его потенциал. Он помолчал, словно пытаясь почувствовать эту часть, и выглядел при этом очень грустным.
— Я всегда пытался сделать счастливыми
— Расскажите мне об этом, — попросил я, — о вашем детстве.
— О нём нечего рассказывать — обычное, нормальное детство. У меня не было сестёр, но был брат на несколько лет младше меня. Мой отец был священником, мягким человеком, который много времени проводил за письменным столом, а также за декламированием своих проповедей. Он был хорошим отцом, никогда нас не бил, но он умер, когда мне было восемь. Для нашей семьи настали трудные времена. Мама была убита горем. Мне пришлось взять всё на себя. Так я и сделал.
— Впечатляет, — сказал я. — Вы можете рассказать обо всём подробнее?