Я смотрю на смятую груду одежды на земле, там, где был Генри. Поднимаю и аккуратно сворачиваю.
– Я сейчас, – говорю бабушке, нахожу коробку и кладу в нее одежду Генри. – Пойдем домой. Уже скоро обед.
Я помогаю ей подняться с камня. Ветер воет в траве, и мы сгибаемся под ним, когда идем к дому. На вершине пригорка я поворачиваюсь и оглядываю поляну. Пусто.
Через несколько дней сижу с бабушкой и читаю ей «Миссис Дэллоуэй»[47]. Вечер. Я поднимаю взгляд: кажется, бабушка спит. Перестаю читать и закрываю книгу. Бабушка открывает глаза.
– Привет, – говорю я.
– Ты по нему скучаешь? – спрашивает она.
– Каждый день. Каждую минуту.
– Каждую минуту, – повторяет она. – Да. Вот так вот, да? – Она отворачивается и зарывается лицом в подушку.
– Спокойной ночи, – говорю я, выключая свет.
Стою в темноте, глядя на лежащую в постели бабушку, и меня заполняет что-то вроде жалости к себе, словно меня обидели.
Съешь сам, или съедят тебя
30 ноября 1991 года, суббота
(Генри 28, Клэр 20)
ГЕНРИ: Клэр пригласила меня на ужин к себе. Еще ожидаются Кларисса, соседка Клэр по комнате, и Гомес, друг Клариссы. Без минуты семь по центральному поясному времени я стою в своем лучшем костюме в вестибюле дома Клэр, палец жмет на звонок, в другой руке нежные желтые фрезии и австралийское «Каберне», сердце выпрыгивает из груди. Раньше я у Клэр не был и с ее друзьями тоже не встречался. Я понятия не имею, чего ожидать.
Звонок разрешает тишину жутким хрипом, и я открываю дверь.
– Сюда, наверх! – раздается глубокий мужской голос.
Я иду четыре пролета вверх. Владелец голоса – высокий блондин с безукоризненной прической, с сигаретой и в футболке с надписью «Солидарность». Лицо знакомое, но я не припоминаю. Для человека по имени Гомес он выглядит слишком… по-польски. Позже я узнаю, что настоящее его имя – Ян Гомолинский.
– Привет, книжный мальчик! – орет Гомес.
– Привет,
Мы смотрит друг другу в глаза, доходим до