Запахло грозой.
– Тася, Тася – громко и размеренно говорил мужчина. Кивали повторил ее имя еще несколько раз, пытаясь перевести внимание девушки на себя.
Однако она будто не слышала. Девушка была где-то далеко, там, внутри себя.
Маг замолчал, и тоже прислушался. Стояла гнетущая тишина, и было слышно только учащенное дыхание Таси.
Кивали рискнул подойти ближе, сделал пасс рукой, и, о, боже, его палец пронзила боль как от укуса пчелы.
– Слава Сияющей!..Спасибо, дедуля! – он облегченно вздохнул, вытирая мокрое лицо рукавом нового камзола.
Чертов артефакт заработал! И как!
Кольцо поглощало излишнюю энергию, становясь значительно тяжелее, и, наконец, удовлетворенно чмокнуло.
Или лорду показалось? С этими артефактами никогда не знаешь. Вещь в себе.
Магия высшего порядка, не абы что.
Тася, до того возвышавшаяся в кресле этаким шпилем громоотвода, вся растеклась, будто в ее теле в одночасье расплавились все косточки. Ее прическа стала обретать более-менее пристойный вид, а из глаз почти ушла зелень.
Девушка стала приходить в себя. Запах озона все еще витал в воздухе, но становился все более и более слабым.
Тася посмотрела на Кивали, которого била дрожь. Еще бы, после такого выброса адреналина тело реагировало надлежащим образом, а именно просило покоя, отдыха, и пополнения энергетического запаса.
По-простому, еды. Между нами, едят маги столько, что и сложно представить. Однако обычно излишней полнотой не страдают, скорее наоборот.
Девушка так измучилась, что потянулась к Кивали всем телом, и жалобно сказала сквозь слезы:
– Я не хоч-у. Я не хоч-у-у быть магом, – и заплакала.
Заберите ее у меня, эту маги-ю-ю…
Кивали Сияющий смотрел на ее заплаканное лицо, на нежные губы, орошенные текущими слезами, и его душу заполняла такая нежность, что лорд чуть не задохнулся.
Маг, как никто, понимал состояние Таси. Вспомнилось свое глубокое детство, когда вот также спонтанно случались проявления силы. Правда, он-то как раз гордился ими, и совсем не хотел, чтобы магия исчезла.
Наоборот, он желал, чтобы она проявилась полностью и была покорна ему, стала считать его хозяином и стала бы ласковой, как ягненок.