Меньше чем в миле. Они шли вдоль ограждавшей реку стены, мимо давно пустых рынков, напоминавших кладбище скелетов: повсюду торчали металлические ребра брошенных прилавков.

Они ничем не выделялись среди множества других людей, перебегавших с места на место в ту ночь. К Трауке вели узкие старые улочки, застроенные уродливыми домами, на которых поверх намалеванных краской лозунгов «Территория свободного Коллектива» и «Выкуси, Стем-Фулькер» кто-то другой вывел: «Хана, братцы». Торо исчезал, на соседней улице появлялся снова, манил их к себе, одной рукой придерживая разрыв в коже мира, чтобы сквозь него следить за передвижениями врага, возвращался к отряду, чтобы указать путь. Впечатление было такое, будто по городу их ведет целая стая одинаковых людей с бычьими головами.

Со шлема Торо крупными каплями падала удивительная цветная кровь, валил густой пар; рога искрили, словно через них пропустили ток. Беспрерывное насилие над законами бытия перегружало магические каналы.

– Идем, – повторил Торо и снова поманил их. – Он здесь, в двух поворотах отсюда, налево и еще раз налево, он уходит, скорее.

В густой тени под кирпичным эркером Иуда остановился, чтобы соединить вместе два керамических проводника и какую-то воронку. Что-то щелкнуло, и магия началась. Иуда зашептал призыв – не заклинание, а именно призыв, по его словам, разница между этими понятиями была огромная, – не умоляя, а творя, созидая материю или идеоматерию. Каттер следил за тем, как сосредоточивается Иуда. Глядя на этого человека, к которому он никогда не испытывал ничего, кроме животной страсти, Каттер почувствовал трепет, мурашками прошедший по его коже, – перед ним был самый могущественный големист Нью-Кробюзона, маг-самоучка.

Сгущалась тьма: ее собирало вокруг себя Иудино устройство. Шевелилась темная плазма, становясь густой, тягучей массой, тени складывались в облако несвета и, точно вода, текущая в отверстие слива, собирались в конус, густея и мрачнея на ходу. Очищенные от теней кирпичи имели уродливый, противный природе вид. На них не падал свет, но ушедшая тьма обнажила их, открыв взгляду расчерченную на ровные квадраты бесцветность. В кирпичном тупике произошло нечто небывалое: среди полной темноты возник островок видимости без света, красок и теней.

Тени выползали из воронки, образуя нечто среднее между лужей масла и человеческой фигурой, темное, расплывчатое, но предельно ощутимое присутствие, тело, образованное чернотой. «Боги мои, так вот чему ты научился во время своих занятий?» – мелькнуло в голове у Каттера. На его глазах Иуда оживлял сотни других големов, но столь бесплотного, как этот, – никогда. Иуда поднял руки. Голем, созданный из темноты, ростом в восемь футов, распрямился, шагнул в ночь и наполовину растворился в ней: тьма на фоне тьмы, двигавшаяся как человек.

Иуда собрал оборудование и шепотом скомандовал:

– Вперед!

Он побежал, а его товарищи, ошеломленные увиденным, отстали, не сразу вспомнив, как переставлять ноги. Рядом с ними совершенно беззвучно скакал похожий на гориллу черный голем.

Налево, снова налево. В проулок между темно-коричневыми стенами со множеством окон, но без единой двери; стены нависли над улицей утесами из кирпича и известки, будто предлагали заглянуть куда-то вдаль, на страну, скрытую за их фасадами.

Впереди мчался Торо, один его рог вибрировал, охваченный пламенем. Он окликнул своих спутников, но его голос потонул в гулких содроганиях шлема, треске рогов, которые шелушились и раскалывались. Теперь занялся даже металл, и Ори, визжа, отчаянно дергал застежки. Освободившись, он выпрямился; пот ручьями стекал по его лицу.

– Вон он! – показал Ори рукой.

С дальнего конца улицы за ними следил старик, державший в руке кисть с каплей краски на ее конце. Повернувшись, он неуклюже, точно неопытный бегун, затрусил туда, где улица делала поворот. Это был Спиральный Джейкобс.

– Не спускайте с него глаз! – прокричал Ори и побежал, бросив шлем на съедение синему огню.

Каттер видел, как лопнули волшебные стеклянные глаза, вспыхнули странным цветом искры, пожирая тайну металла. Шлем больше не походил на голову статуи: теперь это был обыкновенный череп быка, охваченный огнем.