«Кто попало» удивлённо хмыкает:

— Да ты сегодня на себя не похож… Правда что ли моя кровь наконец пробудилась?.. Вот только одного ты не учёл, юнец. Левая рука у меня свободна!

Сердий бросает в меня пригоршню снега, которая на глазах превращается в охапку крошечных ледяных лезвий. Успеваю только закрыть глаза и заслониться свободной рукой. Вовремя, потому что львиная доля урона снова летит в физиономию.

— Старших надо уважать, мальчик, — Иерарх сообщает избитую истину так, будто делится мудростью поколений. Улыбается насмешливо, довольный как слон после купания. Ишь ты, размялся. Тряхнул стариной.

Так для тебя это просто развлечение было⁈

Кровь расплавленной лавой ударяет в голову, отшибая мозги начисто. Жадная пустота, дремлющая где-то в районе солнечного сплетения, настойчиво требует наполнения. И получает! Хлипкую заслонку разума сметает первобытным потоком силы. Энергия переполняет каждую клетку моего тела, беспрепятственно вылетая из каждой поры кожного покрова в окружающее пространство.

Я пылаю, точно так же, как до этого Иерарх. Только в десять, нет, в сто раз сильнее!

— Стой! — вот теперь в голосе незадачливого папаши прорезаются ласкающие мне слух нотки страха. — Ты навредишь себе! Максин!

— Я МАКС! — рычу в ответ, запуская в жалкого человечишку огненную волну. Досада! Он играючи перехватывает её и направляет в сторону. Ничего! У меня этого добра навалом. Всё для любимого папочки.

Вторая волна. Третья. Четвёртая. На пятой мои руки и ноги будто наливаются свинцом. Сердце тревожно замирает и тут же бешено пускается вскачь, напоминая о позабытой было тахикардии. Мои движения, напротив, замедляются, становясь вялыми и ленивыми. Ярость, придававшая мне сил, отступает, но рвущийся изнутри огонь и не думает прекращаться.

Неужто теперь его никак не остановишь⁈

И тут на мою потяжелевшую от усталости голову обрушивается жидкий азот. Ладно, это всего лишь цистерна ледяной воды, но температура у неё по моим ощущениям сильно ниже нуля!

Отвлекаюсь от уничтожения Сердия на новый раздражитель — и тут же получаю от доброго папы под дых. Да не так, как совсем недавно огребал от меня Игор, а душевно, от всего сердца.

Падаю на растрескавшиеся и оплавленные от жара камни, закономерно преисполнившись острой жалости к себе.

Одно хорошо: поток силы заметно ослабел, а огонь погас, оставляя после себя мокрую, голую, измазанную копотью кожу. За которую с удвоенной силой принялся позабытый в пылу сражения ледяной ветрище. Пара секунд — и у меня уже зуб на зуб не попадает.

Даже не замечаю, как рядом присаживается на корточки Сердий. Задирает мне подбородок, заглядывает в глаза. Удивлённо бормочет:

— Ну надо же, не сгорел…

Потом легко, будто пиджак со стула, поднимает меня с начинающих покрываться наледью камней. Я и сам чувствую себя какой-то ветошью: ни одна мышца не хочет двигаться, тело мечтает только об одном: чтобы всё это поскорее закончилось.

Поэтому когда Сердий со мной подмышкой перемещает нас обратно в полуразгромленный кабинет, я ему почти благодарен.

— Макс! — бросается ко мне помятая и бледнющая Орлина. Кажется, я даже вижу слёзы у неё на щеках. Или это у меня в глазах расплывается…