— Мисс Лори, я стал рейнджером с той поры, как научился ходить. Я ухаживал за лошадьми и кормил их, подметал здание штаба, начищал жетоны и чистил винтовки. И никогда не мечтал ни о чем другом.
— Никогда?
— Никогда. Служба была для меня так же естественна, как штаны, которые приучаешься носить с детства.
Лори непроизвольно подалась вперед:
— А во время войны?
— Моя рота влилась в регулярную армию конфедератов в шестьдесят втором. После поражения рейнджеры были распущены на девять лет. Но я все же служил с некоторыми из них, патрулируя один скотоводческий поселок за другим.
— Ожидая?
— Вот именно. — Теперь в глазах у него сквозило любопытство. Они казались недоверчивыми и чуть смущенными. Лори поняла, что он сказал гораздо больше, чем хотел. — А вы хороший слушатель, мисс Лори.
— Как и вы. Я кое-чему выучилась, когда была молодой.
— Не думал, что вас обучали этому искусству.
Теперь между ними мелькали искры, живые и жгучие. Напряженные. Пугающие. Лори казалось, что она теряет самообладание, барахтаясь в неведомых ей водах. Их взоры скрестились, вступили в дуэль, и по ее телу пробежали незнакомые тепловые потоки, казалось излучаемые его поджарым, стройным телом.
— А чему, по-вашему, меня должны были обучать?
— Я изучал семейство Брэденов, мисс Лори. Карточные трюки. Продажа виски в качестве лекарств. Мелкое мошенничество при случае. Ваше место в гуще этих талантов.
— Вы всегда так категоричны? — Лори ненавидела себя за легкую дрожь в голосе, признак обиды.
Их взгляды встретились, и его темно-синие глаза потемнели еще больше от одному ему известных мыслей.
— Я стараюсь не судить.
— Просто выполняете свою работу? — настаивала она с сарказмом.
— Да.
— Но вы судите, рейнджер, — сказала она уже без дрожи в голосе. — Вы составили о нас мнение задолго до того, как очутились здесь. Вы ничего о нас не знаете.
— Улики… — Господи, он снова делает это: оправдывает себя за то, что честно исполняет свою работу. Но все же он пожалел о сказанном по поводу ее семьи. Он неожиданно подозвал официанта, заплатил по счету и поднялся.