— Это твои желания, разве нет?
— Я хочу не этого, — отвечаю и с ужасом осознаю, происходит что-то страшное, и с каждым сказанным словом становится все хуже, но маленькое горячее солнце внутри меня обжигает обидой и болью. Я не могу остановиться, заставить себя замолчать, хочется ударить в ответ. Тогда я подхожу совсем близко, чтобы видеть его глаза. Чтобы знать, что не промахнусь.
— Значит, хочешь не достаточно сильно, — холодный голос, колкий взгляд и такой же, как у меня, обжигающий ком внутри.
— Как ты можешь! — кричу, и голос срывается. Дрожат свечи, а ветер горстями бросает в витражные стекла снег. — Бесчувственный хладнокровный беспринципный чешуйчатый гад, готовый из-за глупого упрямства спалить вокруг себя все, до чего дотянешься, только бы не разрушить драгоценную клетку, в которую сам же себя и загнал! Ненавижу! Я! Тебя! Ненавижу!
Он замер, глаза на миг обвело золотым ободком, дернулся, вытягиваясь, зрачок, но мигнули свечи, и все стало, как прежде, только Анатоль странно повел плечами.
— Я тоже, — ответил он и улыбнулся уголками губ. — Я тоже. Всем сердцем.
Развернулся и пошел к выходу. Четыре шага до двери. Три. Два. Открыл. Обернулся.
— Желай осторожно.
И ушел. А я развернулась и пошла обратно к алтарю. Подумаешь, за принца замуж, все равно это не считается. Это здесь я замужняя дама буду, а вот домой вернусь — и никакого замужа нет. В конце концов, гадкий Анатоль не единственный, кто по другим мирам шастает. Я продела руку в петли лент, посмотрела на Вениана и сказала: «Поехали!».
Шелковая удавка стянулась, от углубления в алтаре поднялись сверкающие искорки. Рука первосвященника с массивным перстнем в виде солнца легла поверх наших с принцем рук, и тут Вениан дернулся, зрачки его расширились словно от едва сдерживаемой боли. Он часто задышал и сжал зубы, но дождался, пока священник закончит обряд и разрежет ленту.
Затем последовал традиционный поцелуй. Все вскочили со своих мест, и зал взорвался аплодисментами. Мы с Венианом спустились вниз и, пока шли по проходу, гости щедро сыпали нам на головы лепестки и выкрикивали одинаковые во всех мирах поздравления. И только в замке, когда под умиленные вздохи дам принц надел мне на голову сверкающий венец, я заметила, что его правая ладонь сильно обожжена.
49
Я устала. От шума и поздравлений, от навязчивого внимания и бесконечных «Сладко!», что кричали здесь, чтобы насладиться видом целующихся молодоженов, поэтому я сбежала. Сказала Вениану, что мне нужно в дамскую комнату, а тот, тоже заметно уставший, только кивнул.
Я пряталась в кабинете канцлера. В полной уверенности, что его давно след простыл. После безобразной сцены в храме, Анатоль подходил к нам в числе прочих поздравить и отдал принцу ключ. Без всяких церемоний и выспренных слов, он сунул вещицу Вениану в руку, кивнул мне и ушел. Даже плащ не снимал. А еще здесь, в его кабинете, меня станут искать в последнюю очередь. Да, будет очередной скандал или анекдот, как княжна дон Стерж, а теперь ее высочество дор Мин, испугалась брачной ночи.
Я забралась в кресло с ногами, кое-как упихавшись в него со всеми своими юбками. Получилось мягко и неожиданно удобно. Поерзала, завернувшиеся нити колье кололи в спину. Я задрала руки и принялась возиться, пытаясь расстегнуть замок и избавиться, наконец, от этого весомого украшения, но только в очередной раз руку рассадила. Зашипев, сунула в рот пострадавший палец.
Что-то гулко щелкнуло, и балконная дверь открылась, впуская в комнату стылый воздух, несколько шальных снежинок и хозяина кабинета.
— Ваше высочество, — ехидно произнес темный силуэт, — чем обязан визиту?
Я молчала, как я могу говорить, когда у меня палец во рту и вообще я обижена и зла. Мужчина избавился от плаща и щелчком зажег порядком прогоревшие свечи. Заметил мои сбившиеся на одну сторону волосы и неровно сидящее колье.
— Помочь?
Я неопределенно дернула плечами. Молчу. У меня во рту палец, достану, истеку кровью или гадостей наговорю. Хватит с меня.