– Мне эспрессо и холодные сливки, – попросила Таша.

– Если ты про нас напишешь, – предупредила Ксения Богдана, – вот хоть словечко напишешь, сразу по прибытии на Северный речной вокзал отбудешь на историческую родину. Где у тебя историческая родина? В Бельцах?

– Да не стану я про вас писать, – добродушно сказал Богдан. – У меня задачи другие. И ссориться с вами я не хочу. Вы мне нравитесь.

– Я всем нравлюсь, – отрезала Ксения, – не тебе одному. Мне бы только понять, где он, а там…

Тут вдруг она замолчала, у неё стало такое лицо, как будто она сболтнула лишнего.

Все это заметили.

– Ну? – спросил Богдан, поднимаясь. – На берег? Старинные храмы, покосившиеся стены? Вы позволите вас сопровождать?

– Иди. Ты. К черту, – отчеканила Ксения. – Никаких ухаживаний, ты понял?! Если я тут одна, это не значит, что я стану с тобой… любиться!

И вышла из салона.

«Какое интересное слово, – подумала Таша, допивая кофе, – любиться!»

Саша фыркнул и покрутил головой так, что взметнулись его тщательно уложенные локоны.

– Ты что, бро?[1] – спросил он Богдана весело. – Очумел? Или тебя укачало? Ты за ней ухаживать, что ли, собрался? Ты знаешь, сколько она стоит?

– А ты знаешь?

– Я всё-о-о знаю, – засмеялся Саша. – И зачем она здесь, и кто её послал, и за какие деньги она продаётся!

Он поднялся, потянулся всем телом и добавил:

– И кто Владика нашего за борт спихнул, знаю! И кто пуделя недоделанного выбросил, тоже знаю!.. Интересное плавание у нас впереди, тут скоро такое начнётся, закачаешься! Доплыть бы живыми.

Таша ложкой доела сахар со дна чашки и помчалась к себе в каюту.

Наверное, Наталья Павловна заждалась.