— А вы что думаете? Только без плевков.

Полицейский пожал плечами. Он был очень юн, почти мальчик. Тщательно отутюженная форма висела на костлявых плечах, как на вешалке. Ойбор никогда его прежде не встречал и поэтому решил, что он из посольской охраны и прибежал оттуда на несколько минут добровольно подсобить собратьям, полный любопытства и служебного рвения.

— Может быть, вы скажете что-нибудь интересное? — Ойбор повысил голос.

— Судя по знаку, пострадавший принадлежал к нашему движению. — Юноша не знал, куда деть свои длинные дрожащие руки. — Хотите на него взглянуть?

— Конечно. Идем.

Полицейский оцепенел, замер на месте с перехваченным дыханием, но Ойбор не заметил его испуга, он сам замешкался, размышляя.

"Пострадавший принадлежал к нашему движению", — повторял он мысленно.

Это обстоятельство меняло дело. Впрочем, дело не менялось: смерть есть смерть, а вернее сказать, это обстоятельство усложняло дело, придавало трагическому факту особую значимость.

— Я с вашего позволения… — забормотал молодой полицейский.

Но сержант не дал ему договорить, бросив через плечо:

— Да, да, идем.

— Если не возражаете, гражданин сержант, я бы не хотел еще раз… страшно, что с ним сделали.

Ойбор отвернул покрывало, тотчас же задернул его и распрямился, морщась, точно от боли.

— Не представляю, как удастся опознать, — говорил полицейский в спину сержанту, — обнаружили только сигареты, немного денег и щетку для волос. Все здесь. Вон у них.

Ойбор рассеянно кивнул и двинулся к своему велосипеду.

Молодой полицейский почему-то увязался следом. Он уже начинал раздражать сержанта.

— Осмелюсь заметить, гражданин сержант, тут дело нечисто. Тут пахнет не ограблением и не пьяной дракой, а политикой, — уже перейдя на шепот, продолжал юнец в полицейской форме, — согласны?

— Послушай, братец, — сказал Ойбор, — тебе не кажется, что ты слишком долго разгуливаешь?

— Не понял вас, — произнес тот недоуменно.

— Марш на пост!