Тони рванулся к выходу. Ван преградил ему дорогу, поймал за рукав и дважды ударил его в лицо. Потом протащил через всю обсерваторию и швырнул головой вперед в рыхлую груду стальных кресел. Одно кресло он поставил. Затем поднял Тони и усадил.
– И что теперь? – спросил тот, утирая разбитую губу. – Избить меня ты можешь. Что это доказывает?
– Я тебя не избиваю, Тони. Я тебя допрашиваю. Другие есть?
– Чего? – ошеломленно спросил Тони.
– Существуют другие лазерные пушки вроде этого телескопа? Где-нибудь на Земле.
– Да зачем мне ещё одна?! – спросил Тони, размахивая руками. – Ты посмотри на неё! Это самое замечательное оружие в мире! Я создал луч смерти, приятель! Я построил настоящий, действующий луч смерти в мире, где существует жевательная резинка, телешоу и кукурузные хлопья! Я могу сбивать спутники!
Он сдавленно всхлипнул.
– Ну хорошо, они не сразу взрываются! Пускай у меня уходит несколько месяцев на то, чтобы уничтожить один! То орбита не позволяет, то погода портится. Но я круче HACA, приятель! Я могу шаттл сбить!
– Ты предатель, Тони. Ради денег ты уничтожил спутник-шпион. Ты только что выставил меня как участника своего поганого заговора перед китайскими и индийскими разведчиками.
Тони поднял на него усталый взгляд.
– Ван, кончай тыкать в меня своим бластером, а? Это уже глупо выглядит. Эта штука плавит клей, не забыл? Ты ее даже не включил.
Ван протянул руку, подключил клеевой пистолет к удлинителю и, вовремя обернувшись, заметил, что Тони изготовился к прыжку.
– Даже не думай о том, чтобы меня убить, – предупредил Ван. – Я привел с собой группу спецназа. Мы всё осмотрели и всё записали. Тебе конец, Тони.
Тони глухо хохотнул.
– Красиво получилось. Ты всего лишь программист-консультант с манией величия. Настоящие военные шага не сделают без допуска из ОКС[70] и ОКНШ. К тому времени, когда эти дебилы кончат заполнять бумаги, я уже буду на Таити.
Ван изумленно уставился на него.
– Тони, ты продался.
– Ну и чему ты удивляешься? – неистово взвыл Тони. – Какой иначе был смысл жить в девяностые? Я хотя бы напрашивался родиться под звездно-полосатым флагом? Я мог бы жить в Бомбее. Я хотел жить в Бомбее, этот город бурлит. Я мог бы жить в Шанхае! В Шанхае такие небоскрёбы, что рядом с ними Нью-Йорк покажется трущобами после бомбежки! Что с того, что я продал США, – как насчет того, что США продали меня? После одиннадцатого сентября я не узнаю этой страны. Злобная! Мстительная! Агрессивная! И хуже всего – разорённая. Она начинает войны! Твоя страна превратилась в огромную Сербию. Ею правят умственно отсталые нефтяники. А я – дот-комик. Мне тридцать два года. Я поднялся на вершину мира. А потом за полтора года из гения превратился в банкрота и паразита! Я шел в первых рядах самой великой, самой быстрой, самой прекрасной технической революции в истории человечества. Я участвовал в ней, я был настоящим революционером! И в мгновение ока, Ван, я отошел в прошлое. Я устарел. Я никому не нужен. Эти сукины дети меня
– Тони, ты вовлек меня в свое предательство. Я давал присягу. Я правительственный чиновник.
– Что, решил заслониться флагом? Мы в Голливуде? Сейчас вступит оркестр? То, что я упомянул о тебе индусам, всего лишь торгашеская уловка. Китайцы ничего не подписывали. Это был просто рекламный трюк. – Тони пристально вглядывался в лицо старого знакомого. Кончай, приятель. Топовым венчурным игроком ты не был никогда, но ты определенно из наших кругов. Или ты не понял ещё, как много потерял? Что осталось у тебя в жизни? – Тони вытер кровь с подбородка. – Ты знаешь хотя бы, зачем я таскал твой дурацкий бластер в сраном рюкзаке? Хотел послать его тебе почтой. Откуда-нибудь. В Америку нынешней жуткой урезанной версии я не вернусь никогда. Не имею ни причин, ни желания. У меня будет другая жизнь, в лучших краях. Отпусти меня, Ван.