Фанни принесла ему цветы.

– Никто не знает, что с тобой случилось, – заверила она его. – Ну то есть Майк Хикок знает. И я знаю. И те двое громил из твоей квартиры – вот же они, должно быть, удивились, когда ты ему рыло начистил! – Глаза Фанни сияли искренней секретарской гордостью. – Это было потрясающе. Bay! А я всем сказала, что ты упал с лестницы. Сойдет?

Ван пробежался по клавиатуре и показал Фанни экран лэптопа: «ДОЛЖНО ХВАТИТЬ».

– Выглядишь лучше, чем я ожидала. Но больно было, должно быть, ужасно!

Ван развел руками. Боль от исцеления отличалась от ошеломляющей, пришпорившей сердце боли от ран. Боль отнимала разум и заменяла его чувством. И приводила в дикое, снедающее нетерпение.

– Я тебе принесла отличную книгу. Знаю, в больнице так скучно бывает.

Фанни сунула Вану томик в бумажной обложке. Ван взял книгу. Левую руку кольнула всаженная в вену игла. Книга оказалась чешским изданием переводов на английский пьес и эссе Вацлава Гавела. Судя по обтрепанным уголкам и потрескавшемуся корешку, она долго болталась на дне студенческого рюкзака.

При виде этой до нелепости зачитанной и затертой книженции Ван отчего-то преисполнился благодарности и теплоты. Книге пришлось тяжелей, чем его лицу.

Фанни заморгала из-под очков.

– Я долго по больницам болталась, когда мне было, типа, шестнадцать-семнадцать. Ну то есть очень долго. Отец просто с ума сходил. Даже мама волновалась, а она, типа, привыкла к нашим болезням.

Ван отложил книгу на столик-каталку, к миске тума.

– Когда я поправилась, заставила родителей отправить меня в Прагу. Потому что услышала где-то, что Прага – это лучшее место, чтобы прятаться от сумасшедших родителей. Ну, в Праге и правда клёво, но я никогда клёвой девочкой не была. Вот подругу я себе там нашла правда клёвую. Ее зовут Ева. Она чешка. Она знала папу и хорошо ко мне относилась.

Ван побарабанил по клавишам.

– В Штатах этой книги не достать. Чешские книги все малотиражные. Страна очень маленькая.

«ОНА О ЧЁМ?»

Фанни пропустила вопрос мимо ушей.

– Понимаешь, здесь, в США, все говорят о Вацлаве Гавеле так, словно он, типа, святой. Ну так и есть. Было. Но Ева, моя подруга, – она, типа, его родственница. Ей пришлось терпеть святого на посту президента.

Ван поднял брови – точней, попытался. Правая послушалась. Левая до сих пор не отошла от лидокаина.