– Я бы рад, но у Мирослава свои представления, – грустно ответил Ромка. – А как же они до часовых не додумались? – он почти перестал делать паузы в разговоре, чтоб подобрать подходящие испанские слова.
– Они много до чего не додумались, до колеса, например. И пороха не изобрели.
– Дикари, одно слово, – хмыкнул Ромка.
– Не рубите сплеча, молодой человек. Матросы, вернувшиеся из экспедиций на Юкатан, рассказывают, что в лесах там стоят города с множеством домов, а храмы затмевают размером и величием египетские пирамиды и греческий Акрополь.
– И до сих пор без порток бегают? – удивился юноша.
– Жизнь людей может строиться на совершенно иных ценностях, но это не делает их живодерами или подлецами. Вот, например, европейцы считают туземцев дикарями, потому что те обменивают на золото зеркальца, ножи, топоры и стеклянные бусы.
– А разве они не дикари? – снова удивился Ромка – Ведь золото дороже, чем какое-то зеркальце или даже хороший нож.
– В Европе да, дороже. Но здесь самородки размером с кулак валяются в реках как галька и ценности особой не имеют, а ножи и зеркала – наоборот. Ну, представьте, приходит в Мадрид человек и начинает продавать всем желающим клинки дамасской стали, прося взамен придорожные камни. И кто получится глупее?
– Действительно. – Ромка хотел почесать в затылке, но вспомнил, что такое поведение не пристало благородному испанскому дону, и сделал вид, что поправляет иссиня-черный локон. – А где ж Мирослав? Пора бы ему уже и вернуться.
– Дон Рамон, а вы полностью уверены в своем слуге? – спросил монах. – Мне кажется, он слишком своеволен.
– Да, святой отец, он несколько распустился во время путешествия, но, как только мы прибудем в цивилизованный мир, ему снова придется взять себя в руки.
Циновка бесшумно отодвинулась, и робкий свет звезд загородили широкие плечи Мирослава.
– Выходим сейчас. Святоша впереди, ты за мной. Не отставать и в сторону не отбегать. Понятно?
Ромка кивнул.
– Перетолмачь.
Парень только хмыкнул в ответ на вопросительно-укоризненный взгляд Агильяра и стал переводить, стараясь по возможности смягчить грубую тираду мнимого слуги.
Через несколько минут они уже медленно трусили по дороге. Монах держался неплохо. За ним, чуть пригнув голову и принюхиваясь, как охотничий пес, легко бежал мнимый слуга. Ромка догадывался, что он пустил де Агильяра вперед, чтобы в случае засады или ловушки тот первым сложил голову. Юный граф бежал последним, высоко подбрасывая колени и смотря точно в затылок Мирославу. Ему казалось, что стоит на мгновение отвести взгляд, и легконогий воин растворится в тропическом сумраке.
Впереди раздался глухой удар, хруст ломаемых побегов и тоненький всхлип. Широкая спина воина тут же пропала из поля его зрения. «Все-таки засада», – подумал Ромка и прибавил скорости, на ходу выдергивая шпагу. Супостаты! Где? Никого?! Таращась по сторонам, он чуть не споткнулся о францисканца, разлегшегося на тропинке. Вот черт кривоногий. А это что? Капкан? А не так просты эти туземцы. На тропе, ведущей от моря к их деревне, они поставили плетеную корзину, наступив в которую человек распускал стягивающие веревки и несколько десятков веток впивались ему в голень.
Мирослав молча склонился над ногой монаха, которая от колена и ниже напоминала осиное гнездо.
– Скажи ему, чтоб не дергался и не стонал, а то всю деревню перебудит!