– В «уазике». – Полеводов указал направление. – В километре отсюда. Рядом с вашей машиной. А-а…
– Вперед! – Полковник уже не слушал, пружинящей походкой направился в том направлении, откуда пришли ученые и капитан.
Они последовали за ним.
Путь пролегал по узкой полосе берега, над которым нависали неприступные скалистые бастионы, зубчатыми парапетами карабкающиеся к небу. Ни одно деревце, ни один куст не росли на темном граните – цунами слизало жалкую растительность вместе с почвой. И повсюду, куда люди ни бросали взгляд, наблюдались жутковатые следы ярости стихии: искореженная рулевая рубка шхуны, разбитые буи, шлюпки, резиновые сапоги, весла, изуродованные деревья, сплющенные металлические бочки, доски со щетиной ржавых гвоздей, бурые клубни ламинарий и рваные рыболовные сети и паруса. Через все это приходилось перебираться – как и прежде, перепрыгивая с камня на камень, преодолевая зыбкие завалы из гальки и ракушек.
Замыкающим шел Березин. Он споткнулся о рваный кирзовый сапог и упал, больно ударившись коленом о камень.
– Ешкин кот! – ругнулся геолог, потирая ушибленное место. – Пораскидали резину…
И в этот миг увидел то, отчего его глаза расширились, точно у проснувшегося китайца, к которому явился Будда с чашечкой утреннего кофе.
В воде, у самого берега, покачивался полутораметровый головоногий моллюск. Его бело-розовые щупальца с присосками – распухшие и пузырчатые – вяло шевелились вместе с набегающей волной, кидавшей животное взад и вперед. Казалось, он выполз из водных глубин, чтобы отдохнуть на солнышке, но это было совсем не так. На спиральной раковине тигрового окраса виднелись пробитые чем-то острым продолговатые дыры, из которых то появлялась густая зеленая жижа, то выдувались слизкие пузыри с воздухом. Вид у моллюска был жалкий, как у вскрытой жестяной банки. Пена шипела под ним. Изумленный черный глаз с тревогой наблюдал за обнаружившим его человеком.
Наглая чайка кружила над беспозвоночным животным, а затем спикировала на его раковину и принялась клевать, норовя угодить в открытые раны. Моллюск пошевелился, обнажились роговые челюсти, похожие на клюв попугая. Пронзительно пискнув, он стряхнул с себя птицу. Та взмыла в воздух, издав нарочито-недовольный крик.
– Стойте! – Березин указал рукой на раненого моллюска.
Все обернулись, увидели его находку и застыли с открытыми ртами.
– Жора, дай сигарету, пожалуйста, – вдруг произнес Михеев, протянув руку Полеводову.
– Не курю, – ответил тот, не отрывая взгляда от моллюска. – Ни хрена себе креветка! Расскажу своей Катюхе – не поверит…
– Это не креветка, а моллюск, чем-то похожий на нашего наутилуса, – поправил капитана океанолог. – И, знаете, мне кажется…
Ярема вытащил пачку «Парламента» из нагрудного кармана камуфляжа, зажал в губах две сигареты и, прикурив, передал одну океанологу.
– «Нашего», говорите? – вдруг сказал полковник. – А этот тогда – чей?
– Прежде ничего подобного не встречал, – ответил Михеев. – Странное животное. И раковина необычная. И капюшон… Я такие видел разве что в музее палеонтологии и в энциклопедии.
– Чего? – удивился полковник. – Думаете…
– Скульптурированная мономорфная раковина почти два метра в диаметре и имеющая подобные лопастные линии была только у одного подкласса головоногих – аммонитов, вымерших задолго до появления человека. Это – папарузосия сеппенраденсис. Хотя окрас – наутилуса, коричневые полосы на белом фоне.
– Такое возможно?