ГЛАВА 8

Пока Кормак ездил в город, Нора отмывалась от грязи и пота дневной работы. Они лишь слегка раскопали территорию будущих земляных работ, но у нее весь день ныли мускулы. И как только по ней заструилась вода, Нора вспомнила слова полицейского: «В такой ситуации я буду рад любой подсказке».

Она оделась и решила отправиться на поиски Кормака; может быть, он уже вернулся. Коридор казался извилистым лабиринтом, его темную деревянную обшивку украшали резные узоры, похожие на те, которые она видела в комнатах внизу, но местами дерево треснуло и нуждалось в реставрации. Едва выйдя из комнаты, она заметила открытую дверь, ведущую к боковому лестничному пролету. — Здесь было темнее и куда менее величественно, чем подле резной роскошной лестницы, ведущей на первый этаж. Никакого освещения, помимо тусклого дневного света, едва пробивающегося сквозь узкие и пыльные окна на лестничной площадке, и нигде ни звука. Оглядевшись, Нора направилась наверх.

Несколько маленьких комнат наверху лестницы, вероятно, использовались как кладовые. Самая большая дверь вела в длинное, напоминающее галерею помещение. В отличие от остального дома, эта комната была полупуста и вся наполнена светом. У стены стоял десяток чистых холстов, а в центре, на простом деревянном полу — большой мольберт, задрапированный куском полотняной материи. Несколько оконченных, но не вставленных в рамы работ были прислонены к немногочисленной мебели. Нора шагнула к ближайшей картине. Центральным изображением здесь была пара разъединенных, чуть абстрактных белых крыльев. Поверхность картины напоминала текстуру старинной фрески, а фон заполнялся неясными изображениями экзотических растений и животных, покрытых вуалью золотого света. Она различила несколько алых лепестков, извилистость змеи и асимметричные пятна на смутно очерченных боках леопарда — туманное отображение некоего недосягаемого Эдема. Каждый новый холст оказывался более непонятным, нежели предыдущий, пока изображения не стали полностью абстрактными, подобными снам, скрывающимся в подсознании. На мольберте Нора обнаружила незаконченную работу, демонстрирующую технику наслоения и соскабливания, которая придавала картинам столь уникальную текстуру и глубину. Стол, стоявший подле нее, заполняли тюбики красок и банки, полные кистей. Ничего необычного для художественной студии, любопытным казалось лишь то, что большинство вещей оставалось новыми и неиспользованными. Нора пробежала пальцами по толстой щетине кисти. На окнах не было занавесок, и в конце концов она заметила, что из комнаты открывается захватывающий вид на озеро и маленький остров в сотне ярдов от берега.

На мгновение она замерла. Что-то послышалось? Звук повторился — еле слышимый, но, несомненно, детский голосок. Казалось, он исходил из лестничного пролета. Нора покинула молчаливые картины и спустилась на этаж ниже.

Она приблизилась к двери напротив ее собственной и попыталась повернуть ручку. Закрыто. Она шла по коридору, пока вновь не расслышала детский смех, на этот раз ближе.

— Нет, ты, — упрашивал голосок, сопровождаемый низкими звуками взрослого голоса. — Нет, мама, нет.

Голосок звучал в комнате, находившейся у главной лестницы. Дверь была слегка приоткрыта. Нора знала, что ей не следует поддаваться искушению, но оно было слишком велико. Она постучала в дверь. Тишина. Она толкнула дверь и медленно ее открыла. Комната с витиеватой резной мебелью, как и ее собственная, тонула во мраке. Здесь никого не было, лишь включенный телевизор в большом угловом шкафу, а на экране — та же самая женщина с ребенком, которую Нора видела на фотографии. Здесь малыш был старше, в том возрасте, когда уже начинают ходить, он сидел у матери на коленях. Она сидела спиной к камере и, подавшись вперед, пугала малыша щекоткой, а тот с восторгом отбивался. Кто же оставил телевизор включенным? Конечно, не Хью Осборн; он уехал на весь день, вести занятия в университете, а Джереми или Люси Осборн, которых Нора еще не видела. Она выключила телевизор и видеомагнитофон и вдруг поняла, что находится в спальне Хью Осборна. На мгновение ее парализовало чувство вины и любопытства, и ей пришлось преодолеть острое желание распахнуть гардероб и переворошить ящики письменного стола. Ведь она могла обнаружить нечто, что пропустила полиция. Но все же она не могла уйти просто так. Она обошла огромное, с балдахином, ложе, которое Хью Осборн, должно быть, разделял со своей женой.

Можно ли представить, будто кто-то способен избавиться от другого человеческого существа, словно от чего-то уже использованного и ненужного? Чего Нора не могла вообразить — так это пугающего отсутствия какого-либо чувства, которое предполагал подобный поступок: нет, не то что любви или нежности, но даже приятельского отношения. Нора закрыла глаза, а когда опять их открыла, увидела прямо перед собой еще одну дверь. Перейдя порог, она обнаружила, что это была комната ребенка, детская. В углу стояла старая лошадка-качалка, щеголяющая разукрашенным седлом на изрядно потертых боках и настоящим конским хвостом. Маленькие стол и стулья, коробка для игрушек, ярко разрисованный шкафчик. Обстановку дополнял ряд ящиков. Воздух в комнате был прохладным и затхлым, как и наверху в студии, словно она долгое время была заперта. Нора прошла к ближайшему окну и распахнула его, глубоко вдыхая свежесть душистого весеннего воздуха. Только тогда она заметила на постели фигуру. Джереми Осборн был гораздо длиннее детской кроватки, но лежал на боку, свернувшись калачиком. Он был полуприкрыт покрывалом, словно замерз, но не сумел хорошо укутаться. Внезапно разбуженный, Джереми приподнялся и сел. Он выглядел обескураженным, но одновременно — так, словно прямо сейчас рванет за дверь. Он был одет, как и накануне.

— Привет еще раз, — сказала Нора и по тому, как сильно покраснели щеки юноши, поняла, что он слишком хорошо запомнил их первую встречу, несмотря на то что был сильно пьян.

— Извините, я услышала телевизор и не поняла, что здесь кто-то есть.

Джереми промолчал. Он выглядел так, словно желал исчезнуть, и попытался разгладить покрывало.

— Боюсь, все пошло не так прошлой ночью. Может, забудем и начнем заново? — Опять молчание. — Это вы смотрели видео?

Джереми Осборн первый раз на нее взглянул, и Норе показалось, что она увидела чуть заметный проблеск надежды в его глазах, который мгновенно потух.

— Вы, должно быть, мисс Гейвин, — произнес женский голос. Нора обернулась и увидела элегантную, безукоризненно причесанную женщину, подошедшую к ней сбоку. — Извините, у меня не было возможности встретиться с вами раньше; я — Люси Осборн.