– Конечно, – невозмутимо кивнул Петр Григорьевич. – Я всегда знал, что когда-нибудь наши пути опять пересекутся, и был готов к этому. Желающие знать ходят по одним дорогам и всегда встречаются – разве вы не знали?

Он улыбнулся мне улыбкой сообщника и… на одно короткое мгновение мне захотелось забыть сразу обо всем: о золотой пластинке, о пролетарской коммуналке, о своей психологической консультации – и провести остаток дней в этом пыльном кабинете с высоким потолком и окнами в старый Петербург, среди книг и бумаг, брести под голубым с золотом небом или под звездным шатром по не отмеченным на обычных картах дорогам, на которых легко можно встретить Аристотеля, Паскаля и прочих интересных людей, неспешно беседовать с ними о вечном, и снова расходиться в неустанном поиске истины…

Мгновение, естественно, минуло, но я была благодарна ему за то, что оно – случилось.

– Я рада, – сказала я. – Верьте. Я не очень умею и люблю выражать свои чувства, но я действительно рада, что встретила вас… что это оказались – вы. Это важно для меня… Петр Григорьевич, мне нужна ваша помощь…

– Разумеется, чем могу, – кивнул пожилой ученый. – Но сначала вы присядете вот сюда, рядом со мной, я поставлю чай, а вы мне расскажете, что с вами стало за эти годы, и, может быть, наконец, скажете, как вас зовут…

– Простите, – окончательно сконфузилась я. – Конечно. Простите. Меня зовут Анжелика. Анжелика Андреевна Аполлонская. К сожалению, это мое подлинное имя.

– Ну надо же! – рассмеялся Петр Григорьевич и глаза его весело блеснули. – Как шикарно и неожиданно вас одарили! Наверняка к такому имени прилагается удивительная судьба…

– Увы! – я подняла обе руки с открытыми к собеседнику ладонями.

Я психолог и потому кое-что понимаю в языке жестов. Жесты такой степени открытости для меня столь нехарактерны, что на секунду мне сделалось просто страшно. Петр Григорьевич серьезно кивнул, стоя у порыжевшей раковины и набирая воду в никелированный электрический чайник.

– Ничего страшного, – негромко сказал он. – Внешняя жизнь тела почти никогда не совпадает с внутренней жизнью души. В этом интрига личности. Вы ведь побывали на Земле королевы Мод?

– Да всю жизнь там и прожила! – вырвалось у меня.

– Садитесь, садитесь пожалуйста, Анжелика.

Я смотрела ему прямо в лицо, чего тоже никогда не делаю. У Петра Григорьевича были глаза цвета винограда, с тяжелыми коричневыми веками.

– У меня, к сожалению ничего к чаю нет, но у коллеги, я знаю, в верхнем ящике припрятаны сушки… Не от нас припрятаны, не беспокойтесь, – от мышей. Они у нас тут прямо оглоеды какие-то, ходят даже при свете, никого не боятся, только что бутерброды из пальцев не выхватывают…

О мышах он говорил с любовью и пониманием. О сушках и коллеге – тоже. На его столе стоял в глиняном горшке какой-то капризно-кучерявый цветок.

«Господи! – горячо взмолилась я. – Я не знаю, как он жил все эти годы. Я вообще ничего про него не знаю. Но пусть он жил счастливо и у него было все то, что ему нужно! И пусть также будет и дальше, до конца дней его. Мне так этого хочется!»

– Вы успокоились немного? – спросил Петр Григорьевич. – Конечно, я понимаю. Такая неожиданная встреча с детством, с собой на самом пороге осознанного бытия… Это очень волнительно… Ну, а теперь рассказывайте всё. Я так хочу вас слушать…

Сушка в моей руке громко хрустнула и сломалась. Не могу сказать наверняка, но мне кажется, что в тот день и час я плакала впервые за последние двадцать лет.