– Там вы узнаете кое–что, что произведет сенсацию! – проговорил он с видимым удовольствием.

– Ладно, – ответил Спайк, – а когда я вас могу увидеть?

– Приезжайте через несколько часов.

Кивнув головой, Кригер вышел.

– У этого человека вид потрясенный… – с интересом заметил Вуд, наблюдавший за ним.

– Да, с ним только что не очень любезно обошлись… Кроме того, у него в запасе рассказ, который мне очень хочется перенести на бумагу!

– Я слыхал, что он обещал вам дать хороший материал, – улыбнулся Вуд. – Ну, а теперь мне пора. Приезжайте, Холленд, навестить меня в Бельгии! – он протянул репортеру руку. – Может быть, настанет день, когда я смогу сообщить вам об Абеле Беллами нечто важное. Самое важное из историй, связанных с ним… Если вы пожелаете узнать еще какие–нибудь подробности о школе, телеграфируйте, я отвечу!

Спайк вернулся в гостиную Хоуэттов и узнал, что мисс Хоуэтт ушла к себе с сильной головной болью, поэтому разговор о помощи, которую он мог оказать ей в розысках, сам собой откладывался на неопределенное время.

Репортер подошел к окну, закурил и задумался. Вся эта история ему не нравилась. Как оказался здесь, в гостинице, Беллами? Зачем он снял номер?.. И рядом с Хоуэттами? И почему Кригер пришел сюда к нему? Целый ряд вопросов, на которые у него не было ответов.

Глава 4

Зеленая стрела

Придя после завтрака в редакцию, Спайк написал пространное изложение планов Джона Вуда по поводу его детского сада. Затем вышел и, наняв такси, приказал ехать в Нью–Барнет.

Дорога оказалась длинной и пролегала среди зеленых полей. Розовый Коттедж находился за зеленой изгородью и представлял собой маленький домик, стены которого были живописно опутаны плющом.

Перед домом был разбит крошечный цветник, сзади виднелся большой сад, переходящий в поле. Все это Спайк заметил еще из автомобиля. Пройдя через низенькие ворота, он подошел к парадной двери и постучал.

Никто не ответил ему на стук, хотя дверь не была заперта и даже оказалась слегка приоткрытой. Репортер снова постучал, но ответа не последовало.

Начинал накрапывать дождик, и он решился войти внутрь. Толкнув дверь, Спайк направился по коридору и заглянул в первую комнату, попавшуюся ему на пути. Это была, по–видимому, гостиная, с расставленной в ней удобной мебелью. Над камином висел большой портрет мужчины, в котором Спайк сразу узнал своего бородатого знакомого. Кригер был снят в какой–то форменной одежде.

Репортер уселся и машинально выглянул из окна в сад. Однако то, что он там увидел, заставило его немедленно вскочить с места. Из–за куста в дальнем конце сада виднелась мужская нога. Она была неподвижна.

Спайк стремглав выбежал из комнаты, пересек небольшую площадку, засеянную травой, и, обежав куст, остановился как вкопанный. Бородач лежал на спине… Глаза его были полуоткрыты, а руки сжаты в агонии смерти. Из жилета, над скрюченными руками, высовывался конец стрелы, украшенный ярко–зелеными перьями.

Спайк встал на колени рядом с телом, надеясь обнаружить какие–нибудь признаки жизни. Кригер был мертв, это несомненно. Тогда репортер внимательно огляделся. Сад отделяла от полей небольшая деревянная изгородь, не представлявшая никакого затруднения ни для молодого, ни для ловкого человека, который пожелал бы перескочить через нее. Журналист догадался, что Кригер мгновенно свалился мертвым на том самом месте, где его пронзила стрела.

Перескочив через изгородь, Спайк занялся поисками следов. Футах в десяти рос огромный дуб, дерево это находилось по прямой линии с упавшей стрелой. Медленно обойдя вокруг дуба, Спайк понял, что стрела была пущена с этого дерева. Оно было очень густым и давало нужную защиту от посторонних глаз. Вероятно, жертва не видела убийцу, скрывавшегося за густыми листьями.