— А что с ним? Почему его ввели в кому?

Стейси тяжело вздыхает. Убирает столик. Снимает перчатки и идёт за ширму. Слышится, щелчок, а через некоторое время шум нагревающегося чайника.

— Всё не так радужно, Аманда. Так нужно было. Томас хоть и сильный мужик, но ту боль, которая у него сейчас, тяжело выдержать. Морально тоже, — женщина разливает по кружкам чай, — Пей, он с мятой. Для беременности и для нервов полезно, — протягивает мне одну. Принюхиваюсь и чувствую запах липы. Такой же, как и в том доме, где мы прятались с Уилсоном, — Так вот, пуля застряла в позвоночнике. А ещё у него сломано одно ребро. Его били, да? — сдерживая слёзы, киваю, — Вот поэтому его и ввели в кому. Даже если он сейчас очнётся, всё будет насмарку. Он неугомонный. Что смогли мы сделали, но у нас недостаточно высокие технологии. Возможно, Томас больше никогда не встанет на ноги, либо останется овощем.

— Боже мой!

— Подожди реветь. Есть небольшая вероятность на улучшения, но не здесь. Нужна будет долгая реабилитация. Но опять-таки. Стопроцентную гарантию никто не даст. Поэтому Аманда сейчас реши для себя: готова ли ты будешь жить всю жизнь с калекой? — серьёзно и даже как-то резковато спрашивает она.

— Почему ты это спрашиваешь?

— Потому что если нет, то тогда тебе нужно будет исчезнуть из его жизни и ни в коем случае не говорить про ребёнка. Он не потерпит жалости к себе. Одному ему проще будет принять это всё.

— Что ты несёшь? — подскакиваю я. Внутри всё полыхает от возмущения. Как она смеет говорить такое? — Мне всё равно, каким он будет. Я люблю его и буду рядом, даже если Томас сам этого не захочет, — разворачиваюсь и иду на выход.

К чёрту их всех. Том встанет на ноги, всем назло. И мы с малышом будем вместе с ним.

— Стой, истеричка! — смеётся Стейси. От такой неожиданной реакции я поворачиваюсь, — Пошли, проведу тебя в палату.

— Но… — не понимаю я, что это тогда сейчас было.

— Уилсон мой друг. Не могу же я его отдать неуверенной в себе женщине.

— Ты очень жестокая, — бурчу я. Ну и проверочки у неё.

Стейси лишь только ухмыляется, разводя руками. Что-то вроде: «ну вот такая я вот».

Мы выходим из кабинета, идём по узкому светлому коридору. Здесь не так много народу. Видимо, пациентов мало. Поэтому все сидят по своим кабинетам. Лишь изредка можно обнаружить, как какая-нибудь медсестра выходит из палаты, везя за собой тележку или капельницу.

Стейси поворачивает за угол и осмотревшись заходит в дверь, на которой написано «операционная». Попадаем мы в небольшой предбанник. Здесь находится маленькая раковина с антисептиком. Висят халаты. И ещё какие-то медицинские принадлежности.

— Так, вот здесь моешь руки. Дальше надеваешь халат, шапочку и бахилы. Это стерильная зона и здесь не должны быть посторонние. Сильно не распространяйся об этом. У тебя пять минут, — быстро говорит она и выходит за дверь.

Делаю всё, как сказала женщина. Но теряюсь, потому что не знаю, что делать дальше. Здесь две двери. В одну мы только что зашли. Значит, мне в другую. Открываю её. В нос ударяет запах хлорки и каких-то лекарств. Также доносится писк оборудования. Отвожу немного шторку и вижу на кровати Томаса. На руках и груди провода. Во рту трубка. Три монитора.

— Господи, Томас! — вытираю слёзы рукавом халата.

Слишком больно на него смотреть такого… Уязвимого сейчас. Он же любит всё контролировать. Беру я за руку. Она чуть тёплая. Живой.