Не обращая внимание, иду на выход. У дверей меня встречают два амбала. Оба смотрят то на меня, то на управляющего. Причём на меня слегка настороженно. Один из них кажется мне знакомым, где-то я его уже видела.

— Выведите её! — тычет пальцем мужчина.

Жду, когда кто-нибудь из здоровяков предпримет попытку меня вывести, но никто даже с места не двигается.

— Ладно, мальчики, я сама найду выход. Спасибо! — прохожу мимо, хотя поджилки трясутся. Они такие же огромные, как и Уилсон. Где их только находят таких?

Слышу, что управляющий, который даже не представился, верещит на охрану, а потом резко наступает тишина. Надеюсь, они его там прибили.

Выхожу на свежий воздух. Всё-таки в городе не так прохладно, как в глуши, в которой мы были. Но и воздух здесь не такой свежий, больше пропитан выхлопными газами и унынием.

Сажусь в автомобиль и включаю печку. Руки почему-то замёрзли.

Сижу так, смотря в одну точку, минут пятнадцать. Вот это я, конечно, попала. Надо ехать в банк, снимать все деньги. Машину, может, продать? Должно хватить и на частичное восстановление студии и на выплату долгов. А дальше?… А дальше будем решать проблемы по мере их поступления.

Телефон снова вибрирует. Саманта. Позже ей перезвоню. Надо бы где-то остановиться, поесть.

Паркуюсь возле небольшой кафешки в испанском стиле, на третьей авеню. Внутри приятно и немноголюдно. Заказываю себе огромный американо с карамелью, паэлью, а на десерт Флан.

Пока готовится, набираю маму.

— Привет, мам! — произношу в трубку, когда слышу громкое «Да».

— Наконец-то! У тебя что совсем нет совести матери позвонить или отцу? — сразу с наезда начинает она. «Поэтому и не звоню» — хочется крикнуть, но вместо этого говорю другое:

— Потеряла телефон, только сейчас восстановила.

— То, что в новостях рассказывают, правда? Твоя студия сгорела?

— Да, правда, — потирая виски, говорю я.

— И что ты собираешься делать?

— Пока не знаю, мам.

— А я тебе говорила, что твои вот эти эротические танцульки до добра не доведут, — начинается, — Надо же, самостоятельной решила быть, даже пяти лет студия не проработала и уже подожгли. Всё потому что ты ничего не можешь! Как была бездарной, так такой и осталась. Ни бизнес построить, ни мужика найти, ни детей родить! — последние слова режут по самому живому. Внутренности все сводит, а к горлу подступает тошнота. Дышу глубже, мне есть что сказать.

— Мам, ты для чего просила позвонить? — выдыхаю я, сдерживая напрашивающиеся слёзы, — В очередной раз показать, какая ты безжалостная сука? Так я это и так знаю.