— Вы не тех гостей вспомнили, госпожа Эмма. Чур на вас, чур! Там приехали из пансионата, привезли детей графа Загряжского. Его светлость с оплатой просрочили, вот их и привезли. Если вы брать опеку над сиротами не захотите, значит их того..., — мужчина запнулся и стыдливо отвел глаза в сторону.

— Что того? Ликвидируют? Убьют? — взволнованно предположила я. Кто знает каким образом поступают в этом мире с ненужными детьми.

— Да, типун вам, на ваш язычок, госпожа Эмма! В сиротский приют их отправят. Впрочем вы правы, там медленно, постепенно убивать будут, — мужчина сверкнул стеклами очков и гаденько захихикал.

— Послушайте, как там вас э-э-э, — я нетерпеливо щелкнула пальцами.

Управляющий с удивлением взглянул на меня, сокрушенно покачал лысой головой.

— Так Густав Карлович, я. Управляющий ваш..... был, — в голосе мужчины прозвучала вселенская грусть.

— Ну, да. Ну, да — Густав Карлович, запамятовала, что-то, — растянула я губы в фальшивой улыбке. — Так вот уважаемый Густав Карлович, что вы там за спиной прячете?

Управляющий вздрогнул, пожал плечами и вынул из-за спины скрипку. Он посмотрел на нее словно видел в первый раз и хмыкнул.

— Скрипочку вот сыночку прихватил. Сыночек у меня любит музыку всякую. Вы же сами госпожа Эмма разрешили, — он посмортел на меня прозрачно-голубыми, честными-честными глазами.

Приглушенно и благородно сияя старым лаком, изящно изогнувшись совершенной формой, моему взору явилась скрипка. У меня даже слюни потекли. В скрипках уж я разбиралась. Мои родители были музыкантами. Отец преподавал в консерватории, а мама в молодости была довольно известной скрипачкой. Они очень расстроились, когда я не пошла по их стопам, не продолжила династию музыкантов, а выбрала юридический факультет, а затем стала работать в полиции. Папу очень обижал тот факт, что я талантливая и перспективная скрипачка, играла лишь для мужа Гоши на семейных праздниках.

— Скрипку старые мастера делали, думаю, что пиликать ваш сын может и на другом инструменте!

Мгновенье и драгоценный инструмент оказался в моих руках. Я нежно погладила теплый, словно принадлежащий живому существу бок, провела пальцем извлекая вхлипнувший звук по струнам. Требовательно протянула руку к мужчине.

— Смычок!

— Что? — не понял он.

— Смычок отдайте, Густав Карлович, — в моем голосе звучала сталь.

— Так вот он, пожалуйте! — с досадой крякнул управляющий.

Оглянувшись по сторонам, я направилась к круглому столику, сдернула с него синюю шелковую скатерть с голубой бахромой и бережно, словно ребенка завернула в нее скрипку.

Сравнение скрипки с ребенком, вернуло меня к другой проблеме. Я обернулась к мужчине, который обиженно сопел и фыркал, словно большой и абсолютно лысый ежик.

— Пойдемте Густав Карлович, не будем заставлять ждать уважаемых представителей пансионата и моих уставших с дороги детей.

Мужчина глянул на меня из-под белесых бровей, подозрение мелькнуло в его прозрачно-голубых глазах. Он хмыкнул и поджал красные, вызывающе пухлые, совсем не мужские губы.