Ярославцев поднимает локоть вверх и блоком отводит мой пистолет. Пробует захват и нарывается на удар головой в переносицу. Из разбитого носа течёт кровь, но Ярославцев направляет ствол в третью позицию. Отбиваю, звучит выстрел, за моей спиной слышится звон стекла. Обвожу правой рукой предплечье врага, стреляю — пуля вычерчивает кровавый след на плече патриарха и вгрызается в портрет на стене. Патриарх прикладывает меня коленом в живот — больно, но терпимо. Отвечаю локтем в челюсть. Что-то хрустит, но отец Глеба — крепкий орешек.

Меняем ката.

Быстрые комбинации.

Блоки, отводы, выстрелы.

Всё на автомате, на высоких скоростях.

У Ярославцева два патрона, у меня больше. Неожиданно бывший императорский личник проводит комбинацию, к которой я не готов. Блокирует мою руку, отступает вправо с перехватом и отводом вверх, разгибает локоть и делает выстрел. Это произошло очень быстро, я не успел среагировать. Ногу пронзила боль.

Сука.

Переношу вес на здоровую левую ногу и делаю два резких круговых взмаха правой рукой, один из которых — ложный. Ярославцев не успевает завершить комбинацию, но его палец уже нажимает спуск. Отвожу руку оппонента. Пуля разносит статуэтку кошки в дальнем углу. Патриарх меняет углы, красиво обходит мою защиту и чуть ли не в упор стреляет в висок.

Сухой щелчок.

— Вот незадача, — я криво ухмыляюсь.

И резким ударом выбиваю револьвер из пальцев старика.

Оружие прыгает по паркету, а я выбрасываю вперёд правую руку, одновременно нажимая на спуск. Ярославцев ставит блок, но я сгибаю кисть под тридцатиградусным углом и загоняю пулю в оппонента. Дополнительный световой урон выжигает в груди патриарха приличных размеров дыру.

Несколько секунд Ярославцев держится на ногах, хотя он уже мертвец.

Затем падает.

Я делаю неуверенный шаг в сторону и тоже заваливаюсь на пол — в лужу собственной крови. Гадство. Старый ублюдок зацепил какой-то сосуд. Исцелиться я не могу — мешает напичканный артефакторикой кабинет. Пушку отозвать не могу. А в глазах уже поселилась муть. По телу разлилась неприятная слабость.

Поднимаю руку с пистолетом и вгоняю контрольный в черепушку Ярославцева.

Из последних сил волоку себя по паркету к двери.

За мной тянется кровавый след. Сердце колотится, начинается головокружение. На чистой воле тащу себя к порогу, опираюсь на правый локоть, а пальцами левой тянусь к дверной ручке. Щелчок и отворившаяся створка — как глоток живительного воздуха.

Переползаю в коридор.

В висках стучит, перед глазами всё меркнет. Как же мне хреново, братья и сёстры. Грёбаный электрик.