И, конечно, страдает печень. Смерть от цирроза печени – одно из нередких и известных последствий хронической зависимости.
Смертельно опасно не только само отравление, но и измененное состояние сознания, в котором оказывается человек. Большое количество ДТП с летальным исходом, бытовых убийств и несчастных случаев связаны непосредственно со злоупотреблением алкоголем.
Но кроме очевидных и закономерных смертей есть еще не такой видимый и происходящий незаметно процесс внутреннего умирания. Помните пример про паровоз, состоящий из трех вагонов (зависимой части, серединного Я, контролирующего Я)? Так вот, чем дольше прогрессирующая зависимость управляет всем составом, тем больше рассыпается, стирается и постепенно умирает серединное Я. Человек может быть формально жив, но внутри чувствовать себя мертвым, утратить контакт со своим Я и оказаться полностью поглощенным заболеванием. Словно первый паровоз состава постепенно теряет два последующих вагона и на всех парах несется навстречу бездне. Выбирал ли алкоголик такую смертельную агонию в юности, первый раз пробуя вещество на вечеринке со сверстниками? Предполагал ли, что одноклассница, которая ему так нравится, станет его женой и однажды, после десятилетий совместных мучений, захлебываясь от боли, ненависти и отчаяния, выгонит его на улицу? Хотел ли он этого для себя и своих близких? Суициды – еще одно из смертельных последствий алкоголизма, но, быть может, сам суицид – всего лишь завершающий акт многолетнего безжалостного уничтожения себя.
Часть III. Рождение
Глава 23. Бог
Она открыла рабочую тетрадь – уже сильно мятую от частого использования на занятиях и ежедневного ношения в полиэтиленовом пакете вместе с другими книгами и блокнотами. Пролистнув заполненные за предыдущие дни страницы с тестом на зависимость и заданиями по первому шагу, нехотя перешла к следующему, пока еще девственно чистому развороту, озаглавленному «Шаг 2». Прочла курсив под заголовком: «Пришли к убеждению, что только сила, более могущественная, чем мы, может вернуть нам здравомыслие».
«Сила более могущественная, чем мы…» Если честно, она бы хотела… хотела бы, как в детстве, верить в то, что есть Бог, в то, что он ее любит, в то, что мир прекрасен и всё возможно. Она бы хотела вернуть это ощущение неодиночества и легкости. Но ей уже не двенадцать, когда, надев белую кофту, темную юбку и довольно нелепую косынку, она ездила с бабушкой в Александро-Невскую лавру на собственное крещение. Тогда, в небольшом уютном подвальном помещении для крещения, освещенном теплым светом свечей, ей подарили детскую Библию и простенькую икону с каким-то святым. И казалось, что теперь-то, с крестиком на шее и иконой в комнате, всё будет как-то по-особенному хорошо…
Но хорошо не сбывалось. Как будто все было, но чего-то очень важного продолжало не хватать, и радостное утро крещения в подвалах лавры очень быстро забылось. А через пару лет она влюбилась, и на время показалось, что наконец все встало на свои места. А потом снова влюбилась. И к 15 годам оказалась беременна. Она нашла в городе центр, где делают операции несовершеннолетним, прошла все необходимые процедуры и вскоре попала на аборт. Вот там-то в их отношениях с Богом и случилось главное. Их, девчонок от 13 до 16, было целых две палаты. Одну за одной их забирали на каталке в операционную. А остальные сидели на койках и веселились, смеясь до истерики. Собственно, что еще можно делать в таком невыносимом внутреннем холоде, страхе и знании, что сейчас ты убьешь жизнь внутри себя, кроме как отчаянно делать вид, что ничего не происходит?
После операции их всех повели на УЗИ, проверить, удачно ли прошло вмешательство, и из двадцати девочек она оказалась единственной, кому сказали остаться на повторную процедуру. Все пойдут домой, а она пройдет прямо сейчас еще раз весь утренний ад. Тогда-то, вновь в ужасе вновь ложась на операционный стол, она поняла, что Бог ее планирует наказывать суровее, чем остальных, что нет никакого прощения тем, кто убивает, и лично для нее – точно не будет.
Из клиники она вышла другой. Больше не было девочки Тани, мечтавшей о счастье, верившей в добро, много рисовавшей и писавшей стихи с рассказами. Эта Таня осталась там, «до», потому что была слишком слаба и глупа, раз допустила случившееся. И, видимо, слишком хрупка, чтобы пережить произошедшее… Может, ее и не простил Бог, но теперешняя она в нем и не нуждалась.
Канадский психолог, работающий с зависимыми, Габор Матэ, в своих выступлениях часто говорит о том, что зависимость – это всегда боль: «Любой вид зависимости, будь то пристрастие к сексу, или к интернету, или к шопингу, или к работе, – это всё попытки избежать страдания. Гитарист из группы Rolling Stones Кит Ричардс (как известно, страдал глубокой героиновой зависимостью) сказал, что мы „ломаем” себя по-разному, чтобы по крайней мере на несколько часов сбежать от присутствия самого себя. Но почему кто-то может не хотеть быть с самим собой? Из-за своего слишком глубокого горя и слишком сильной боли. Все попытки сбежать, как сказал другой учитель, скорее всего приводят к еще большим страданиям, это попытка сбежать от себя… Но мы живем в обществе, которое всегда выбирает самые быстрые методы релаксации, немедленное удовлетворение или возможность отвлечься».
Что такое психологическая травма? Несмотря на распространенное мнение, что травма – это некое травмирующее событие, зачастую это не столько само событие, сколько невозможность с поддержкой прожить чувства, с этим событием связанные.
Непрожитые страх, гнев, боль словно капсулируются в душе и, как любая невидимая, неназванная рана, беззвучно воют и плачут внутри человека.
У зависимого, точно так же, как и у созависимого, есть где-то внутри тайный (часто и самому себе неизвестный) подвал с непрожитыми когда-то чувствами. Зависимый анестезирует эти малопонятные тяжесть, напряжение и тоску веществом. Созависимый – уходит от своего внутреннего, неосознанно выбирая отношения с проблемным партнером.
Психика человека устроена так, что с определенного возраста мы можем помочь себе исключительно самостоятельно. Невозможно ожидать, что рану сможет вылечить кто-то другой, коль скоро я сам не хочу к ней прикасаться. А это опять возвращает к идее взросления и взятия ответственности как за свои поступки, так и за исцеление душевных ран. Не убегание от себя в вещество, не отвращение к себе слабому, а поворот к себе лицом с принятием и милосердием.
Сам этот внутренний разворот – дело непростое, и по сути намерение заниматься собственной трезвостью – первый значимый шаг в собственную сторону. Но и в этом шаге, и во всех последующих алкоголику очень нужны другие люди. Не родственники и не дети, в которых он зачастую ищет спасителей или считает виновниками, а другие, эмоционально более безопасные люди, знакомые с проблемой не понаслышке.
Нам всем бывает больно. Иногда невероятно больно, настолько, что мы готовы вернуться туда, где нам плохо, но привычно, анестезировать сознание веществами, наносить себе самоповреждения или даже завершить невыносимость состояния, покончив с собой, только бы не чувствовать разрывающее душу переживание. Но все это часть человеческой жизни. Боль каждого индивидуальна, но не уникальна. А главное – конечна, если научиться проживать ее с поддержкой, или бесконечна, если от нее бежать.
Глава 24. Гора
Довольно непросто взрослому человеку жить несколько недель в строго ограниченном пространстве, с ежедневным четким расписанием, без возможности личного уединения. Ты не один на занятиях, не один в курилке, не один в столовой и во время сна. Даже при приеме душа ты должен сделать все максимально быстро, потому что за дверью очередь и всем должно хватить воды и времени до отбоя.
Именно поэтому, когда по средам на реабилитацию приезжала инструктор по скандинавской ходьбе Юля и они, напялив дорожные жилеты и быстренько разобрав палки, на целый час организованно выходили за калитку, это был настоящий праздник. Как если в детском летнем лагере, где тебе знакомы все качели и непонятно, отдыхающий ты или, скорее, узник, неожиданно объявляли, что вся группа идет в поход в лес.