Книги

Заветные сказки

22
18
20
22
24
26
28
30

сущий на небесах,… [Подчеркивание величия, по сравнению с тобой, льстивое. «Государь Всея Руси, Великия и Малыя!», «Ваше Святейшество!», «Господин Президент (даже и Премьер Министр)», «Сидящий на своём месте», «Конечно, Ты есть, а как же?» – это утверждение на всякий случай. А потом, где-где? На небе, что ли? Да небо – это небольшое продолжение Земли. А дальше – бесконечность. Какое там небо? Чернота и кругом далёкая пустота, заполненная материей. Да и жил-то Бог сначала, как сказано в Книге Бытия, именно на Земле, в раю, в Эдеме, рука об руку с Адамом и Евой до определённого момента. Там Он и остался, а Адама и Еву прогнал из Эдема в остальные окрестности Земли. Да и сотворил Он небо и землю. А сначала ничего не было, и где Он обретался до этого – молчок. Что же Он, небо для жизни Себе сотворил? Догадался за бесконечное до того время. Он – Вездесущий, так говорят о Нём, да и Сам Он скромненько от этого не отказывается. А, значит, не на небе живёт, а везде, где ни попало. Даже, простите, в магазин вместе со мной за пивом ходит. Ну, отправили на небо и отправили. Неудобно как-то рядом с Богом жить, страшновато.];

…да святится имя Твое,… [«Лучше тебя нет никого», «Мы все знаем Вас, как…», «Все с глубокой благодарностью относятся к Вашим…». Имеется в виду, вероятно, такой глубины любовь к Богу, как это изображено А.И.Куприным в «Гранатовом браслете». Но у Куприна эта любовь направлена не к Богу, а к определённой даме. Здесь я делаю некоторое сопоставление, как в Песне Песней Соломона. Упоминание имени Бога с придыханием и задержкой дыхания. Где же Оно должно святиться? Без подробных пояснений не понятно. В наших сердцах, вероятно? А возможно, что и в других местах.];

да приидет Царствие Твое,… [Пожелание с сомнением, есть ли оно сейчас, это Царствие? А то Он всё говорит, а Царствия Небесного как не было, так и нет. Хотим, чтобы оно, наконец, пришло. Какая-то просьба для себя Царствия, как может вполне оказаться, не заслуженного. Его Царствия, конечно. А ведь все упоминаемые святые всегда говорили, что ничтожества они, грешные они, не достойны они. Но, на всякий случай, уничижив себя, вдруг это Богу понравится, а Он Царствие-то Небесное тебе и устроит, так и попрёт, так и попрёт.];

да будет воля Твоя на земле, как на небе. [«Под Вашим мудрым руководством…», «Ваши указания являются…», «Ваши решения способствуют развитию не только…, но и…». Какая такая воля Его на небе, надо было бы пояснить. В чем она? Тогда уж и примерять её к земле. А то вдруг не подойдёт. Тогда о чём разговор? И что же имеется в виду под волей? В словаре много значений этой воли:

– способность осуществлять свои желания, поставленные цели. (Не совсем подходит, раз не получается Ему осуществлять свои желания, чтобы все Его любили. Ну а про поставленные Им цели мы вообще ничего не знаем и знать никогда не будем, потому что это тайна великая есть.);

– сознательное стремление к осуществлению чего-нибудь. (Даже как-то неудобно говорить здесь про Бога, что у него имеется сознательное стремление.);

– пожелание, требование. (Если говорить о небе и земле, то нельзя отождествлять пожелание и требование к небожителям и простым смертным. Разные они, потому что прикладываются к разным объектам. Так что здесь получается, что мы приравниваем себя к небожителям, к серафимам, херувимам и прочим летающим Небесным насекомым.);

– власть, возможность распоряжаться. (Вот где собака-то зарыта! Давай, дуй, распоряжайся, властвуй! Но, дорогие мои, Он и так сильнее этого. Как же можно желать Ему властвовать, если Он и не помышляет другого? Он так и поставил Себя, что всеми управляет и ныне, и присно, и вовеки веков.);

– свобода в проявлении чего-нибудь. (Тогда это звучит как разрешение Богу свободно проявлять чего-нибудь. Давай, мол, мы Тебе ничего не сделаем. Разрешаем проявлять Твои дела в чем-нибудь.);

– свободное состояние, не в тюрьме, не взаперти. (Тут уж дошло и до смешного. До пожелания не попасть в тюрьму, да и не быть под стражей на небе.)];

Хлеб наш насущный дай нам на сей день… [Просьба незамысловатая. Уж чего-чего, а хлеб-то нужен каждый день. Только почему Он-то должен его давать? В поте лица добывай сам, как было Им установлено ещё раньше для Адама с Евой и последующего их потомства. Это как раньше, при крепостном праве: «барин, благодетель, нас кормит», не имея в виду, что «барин в поте лица», а имея в виду, что «Ваше сиятельство!» Хороша главная молитва, всё «дай, дай», нет, чтобы «возьми». Это как воспоминание о насыщении пятью хлебами. А ведь «дай мне» может для кого-то обернуться колом, не достанется. Закон М.В.Ломоносова, Божьей милостию, работает и в этом случае, несмотря ни на что: если где чего-нибудь прибавится, то уж, точно, где-нибудь этого же столько и убавится.];

и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим,… [Вот тут не понятно! С одной стороны, «мы прощаем должникам нашим» – это дело может быть и хорошее, даже, скорее, хорошее. Но, с другой стороны, если я сам кому-то должен, то с чего это Бог должен прощать этот мой долг? Хорошенькое дело! Я тому простил его долг, а мой долг другому – шиш! «Я попросил у Бога, Он мне простил, так что – извини, дружок». Так, что ли? И потом, чтобы говорить «мы прощаем должникам нашим», надо быть уверенным, что это так. Молитва читается поодиночке и всеми вместе, хором. Она обязывает не произносить её тем, кто не простил долгов других людей. Иначе всё это – липа. Для красного словца. Так что сначала прости все долги всем должникам, а потом только, хотя бы за это, даётся тебе право произнести эту строку: «Вот, видишь же, я простил все долги, так что давай, теперь Твоя очередь».];

и не введи нас во искушение,… [Очень мощное подозрение на дьявольское лукавство Бога, как упрёк. Ты, мол, вводишь во искушение, Такой-Сякой, но, пожалуйста, не делай этого, слабенькие мы, ничтожные. Это как подлость, подбросить кошелёк с деньгами, а потом поймать за руку. А главные искушения идут ведь и от Самого Бога. Искушением тогда будет и Его милость. А как же, если ты обязан её принять. Искушением, как испытанием, будет и немилость Божья, для укрепления веры, как это произошло с Иовом Многострадальным. Самое настоящее искушение. Что, кстати, вовсю пропагандируется церковью: «Надо безропотно сносить все невзгоды»; «Бог наказывает того, кого любит»; и прочая дребедень. Тогда о чём просим Господа, господа?];

но избавь нас от лукавого;… [Это продолжение просьбы об искушении, но с подозрением тесной договорённости Бога с дьяволом. Как Пилат умыл руки, отдав Христа на заклание, так и Бог здесь подозревается Пилатом, умывающим руки, но отдающим приказ дьяволу заняться вон тем молящимся, а то как бы чего не вышло.];

ибо Твоё есть Царство и сила и слава во веки. [Последнее обращение весьма стандартное. Оно сродни с «Остаюсь, любящий Вас и уважающий Вас…», «Желаю доброго здоровья на долгие годы», «Желаем дальнейшего процветания и успехов…». Строка хвалебного гимна.];

Аминь! [Вот уж, действительно, аминь!].

Какую молитву придумал Иисус для Своего Отца! С дальнейшим расчётом и для Себя, конечно. Для ласкания слуха и Святого Духа. Словом, обращайтесь ко Мне на Вы, да и на колени не забудьте стать, а то не услышу, во искушение введу, чего доброго, а то и лукавого напущу, опыта в этом у Меня богато. А то и накажу и помилую, так что не узнаешь, откуда и за что пинка получил. А то и самого насущного лишу, не дам. Всё могу, потому что Я – Отче ваш!

Молитвы у всех разные, но все об одном и том же. Такую вот подслушал известный Анатоль Франс («Мысли Рике»):

«О мой Бержере, господин мой, бог, владычествующий над убоиной, я обожаю тебя. Будь благословен, ужасный! Будь благословен, несравненный! Я припадаю к ногам твоим, я лижу твои руки.

Как велик и прекрасен ты, когда за накрытым столом ты пожираешь груды мяса.