Забежав за угол, он увидел свою любимую с мешком на голове, лежащую на неровной брусчатке пешеходной дорожки. Над ней нависал один, связывая её, а другой, заметив Итана, приготовил электрошокер.
— Чёрт, она была не одна, — сказал нависший над Лизой похититель своему напарнику. — Разберись с ним!
Похититель кинулся на Итана, попытавшись ударить его шокером, но промахнулся. Было видно, что они привыкли нападать лишь исподтишка. Так как у Итана не было возможности бить по верхней части тела из-за шокера в руках у похитителя, он решил ударить по ногам. Увернувшись от очередной попытки удара, он ударил по колену. Похититель заорал и уселся на колени, выронив шокер. Он больше не мог сопротивляться. Второй же, заметив это, бросил Лизу и повернулся, чтобы помочь своему товарищу. Итан решил не ждать, пока ему придётся биться сразу с обоими, и решил вырубить первого, пока тот был беспомощен. Он замахнулся и резко ударил его по лицу.
— А-а-а-а! — заорал Итан и упал на дорожку, держась за плечо, травмированное утром.
Упав, он ударился головой, в глазах потемнело, и плечо снова начало отдавать болью по всему телу. Он попытался подняться, но, помимо разрывающегося от боли плеча, ему мешало сотрясение после падения. Постанывая, он лежал на спине и глядел на заслонившее солнце Ядро. Следом он увидел голову в плотной чёрной маске, в которой совершенно невозможно было увидеть лицо её носящего, и ботинок, опускающийся ему на голову.
Глава 6
— Итан! Итан! Иди ко мне, мне одиноко. Я сделала пару твоих любимых бутербродов!
— Сейчас! — с этими словами он замахнулся, будто профессиональный метатель диска, закинув правую руку за левый бок, и запустил камень формой практически идеального диска. Камень начал прыгать по воде, оставляя на ней разводы в виде мерно расходящихся и увеличивающихся со временем колец. Пролетев приличное расстояние и потеряв энергию, он в последний раз ударился о воду и более не поднялся, уйдя на дно.
Итан, насладившись самым идеальным броском за сегодня, а быть может, и за всю жизнь, развернулся и направился на небольшой зелёный холмик, где под плакучей ивой ждала его возлюбленная, расположившись на одеяле, постеленном на сочной зелёной траве, и готовила бутерброд. Подходя к ней, Итан заметил, что бутерброд уже почти готов. Она намазывала мягкой ореховой пастой два кусочка свежеподжаренного белого пшеничного хлеба со светло-коричневой корочкой. Потом Лиза соединила их и разрезала пополам, получив из двух квадратных кусочков два бутерброда формой практически идеальных прямоугольных треугольников.
— Садись, уже готово! — сказала она, положив по одному кусочку каждому на тарелку.
— Спасибо! Согласись, Лиза, как же хорошо! — с этими словами он взял со своей тарелки бутерброд и откусил. Прожевав кусок, он продолжил: — Мы наконец-то выбрались на природу в Лесной, как давно хотели! То я не мог из-за работы, то ты, то ещё какие-то дела, а сейчас получилось!
— Мне тоже хорошо, так спокойно на душе, — она откусила совсем небольшой кусочек от своего бутерброда. — Ты только посмотри! Мы на берегу моря, в лицо дует мягкий, освежающий бриз. Не знаю, как ты, а я совершенно ни о чём не хочу думать.
Пока Лиза говорила, Итан, быстро покончив со своим бутербродом, лёг на одеяло, подняв глаза к чёрному небу, по которому томно проносились белые облака, и положил руку в длинные, густые пепельные волосы Лизы, опускающиеся до одеяла. Ему нравилось между делом играть с её волосами, хотя он был и не очень тактильным человеком.
Следующие мгновения проходили в тишине: Лиза доедала бутерброд, а Итан смотрел в бескрайнее чёрное небо. Закончив, она легла на выставленную левую руку Итана, и теперь они оба наслаждались бескрайними просторами.
— Смотри! То облако похоже на цветок!
— Ну нет, совсем не похоже, больше на какой-то шар или круг.
— А если добавить к этому облаку звёзды, что его окружают? — загадочно улыбнулась Лиза.
— Точно, теперь похоже! Ну, если мы играем так, хорошо. Смотри, а то облако похо…
— А-а-а-а! — закричала Лииза, выпучив глаза и вертя головой.
Она не могла пошевелиться. Итан заметил, что она лежала, оплетённая какими-то непонятными растениями, которые не давали ей пошевелиться.