Ксантипп посмотрел на Перикла. Юноша плакал, глядя на сына правителя. Мальчику было не больше восьми или десяти лет, и он дрожал от ужаса.

– Ладно, – прохрипел Ксантипп. – Отведи Перикла на корабль.

– Пойдем с нами, – уговаривал его сын. – Прекрати все это, отец, пожалуйста.

– Уймись! – грубо оборвал его Эпикл и, крепко схватив за руку, потащил с городской площади.

Оставив за спиной слезы, мольбы и плач, они направились к необычайно синему в тот день морю.

– Почему?! – негодовал Перикл. – Почему он такой? Ведь Арифрона этим не вернуть.

– Он запутался, – сказал Эпикл. – Или сломался. Часть его навсегда останется здесь, с твоим братом. Мне жаль. Твой отец был моим другом с самого детства. Я помню его в сражении и в изгнании. Он пережил большую потерю. Я никогда не видел, чтобы он был жестоким. Я… никогда не думал, что увижу его таким.

Поздно вечером, когда взошла луна, Ксантипп вернулся к кораблям афинян и их союзников. Ушли только пелопоннесские триеры; тех, кто остался, было довольно много. На палубе он снял все доспехи и остался голым. Одно за другим ему поднимали ведра с водой. Он долго смывал сажу, кровь и пот, тер кожу пемзой.

Когда он закончил, Эпикл принес ему хитон, сандалии и гиматий укрыться от ночного холода. Ксантипп, завернувшись в плащ, улегся на палубе. Люди вокруг него в большинстве своем не спали и с мрачными лицами смотрели в звездное небо.

Эпикл опустился рядом с архонтом и афинским стратегом.

– Твой сын… ему сейчас трудно. Я сказал, что ты исцелишься и станешь прежним.

– Да, – выдохнул Ксантипп.

Молчание проскользнуло между ними, как нож. Пауза затянулась.

– Я убил сына правителя, – пробормотал Ксантипп и тихонько всхлипнул. – Отца оставил в живых, чтобы он испытал то, что чувствую я.

– Мне жаль… – вздохнул Эпикл.

Он до последнего надеялся, что Ксантипп сумел сдержать гнев. Одно дело убивать в бою, когда это необходимо. Но казнь ребенка нельзя оправдать злобой или яростью. Такая смерть взывала к богам. Ксантипп знал это.

– Если бы я мог снова прожить этот день, если бы я мог вернуться и изменить его…

– Понимаю, Ксантипп.

Так говорили слабаки, и Эпикл не ожидал этого от своего старинного друга. Он встал и ушел, оставив Ксантиппа давиться горем в складках плаща, приглушавших ужасные звуки. Буря отчаяния однажды стихнет. Со временем боль перестанет ощущаться так остро. Раны зарубцуются, но кожа уже никогда не будет крепче, чем раньше.

Задержавшись на носу галеры, Эпикл почувствовал запах дыма. Корабли стояли на якоре и смотрели на запад. Там за горизонтом лежали Афины. Насколько он знал, город снова был в руинах, а персидская армия праздновала победу. Он молился за Аристида и союзников. Молился за их успех.