В полумраке затеплился фонарик, освещающий все, кроме того, кто держал его в руке.

— Извините, Аристарх Феоктистович, — извиняющимся тоном произнес «гость». — Я вас, наверное, напугал.

— Что уж там… — проворчал старик, чувствуя громадное облегчение: подобной вежливости от вора ожидать было глупо. Да и что по зрелом размышлении взять у старого ученого? Нечего. Разве могут кого-нибудь в такое жуткое время заинтересовать ящики, наполненные окаменелостями, да ряды мало кому понятных трудов, прячущихся за стеклами единственного, сохранившегося от большой библиотеки шкафа? Разве что на растопку для печек-«буржуек» или на бумагу для самокруток.

Сколько раз за последние годы профессор Синельников жалел, что не поддался на уговоры коллег перебраться в иные, более спокойные и цивилизованные места. В Сорбонну, например, или в Кембридж. Да тот же Гейдельберг, в котором провел студенческие годы, во многом родной и близкий город. А то и пересечь океан, где в Северо-Американских Соединенных Штатах, совершенно не затронутых Мировой войной, бурно расцветает теперь академическая наука. Нет, уперся, старый дурень, со своим патриотизмом… Кому нужен твой патриотизм в стране, в одночасье ставшей чужой? В стране, народ которой, о счастье которого так пеклась в свое время русская интеллигенция, и он в том числе, считает теперь всех, у кого нет мозолей на руках, своим классовым врагом? И рад бы сейчас уехать, да только никто давно не зовет, связи в Европе потеряны, письма не доходят… Ехать на пустое место? Увольте, господа, — он давно уже перерос неприхотливый студенческий возраст. Да и здоровье не то… Нет, кости старого профессора будут лежать в родной земле, подобно костям горячо любимых им мамонтов, индрикотериев и риноцериев…

— Чем обязан? — суховато обронил Синельников, усаживаясь в свое кресло — ночной «гость» проявил такт и не занял хозяйское место, а всего лишь примостился на крохотном пуфике, на который при чтении на ночь профессор клал ноющие от подагры ноги. — Мы с вами знакомы? Или вы по поручению кого-нибудь из моих прошлых знакомцев?

— Увы, ни то, ни другое, — развел руками смутно виднеющийся в полумраке пришелец. — Я знаком с вами, так сказать, заочно.

— Читали мои труды?

— О, что вы! Сия премудрость не для моих мозгов!

— Тогда я не понимаю, что привело вас в мою скромную обитель. Да еще в столь поздний час.

Незнакомец явно не собирался ни грабить, ни убивать хозяина, поэтому первый испуг уже прошел, и интеллигент-пария уже уступил место вальяжному ученому мужу, хорошо знающему себе цену.

— Я пришел, чтобы предложить вам, профессор, — просто и открыто заявил мужчина, лица которого Аристарх Феоктистович по-прежнему не видел, — возможность спокойно заниматься своим делом, не отвлекаясь ни на какие бытовые проблемы.

— То есть уехать за границу? — понимающе кивнул ученый, не выражая ничем своего ликования: «Вот! Стоило только подумать!..»

— Нет, — тут же последовал ответ.

— Неужели где-то в многострадальной России имеется уголок, где проявляют интерес к окаменелым останкам давным-давно вымерших животных, которых ни подоить, ни зарезать на мясо нельзя? Даже сапоги из их шкуры не сшить, за неимением таковой. Не сохранилась-с!

— Есть, профессор. Но довольно далеко отсюда.

— Тогда сразу вынужден отказаться, молодой человек. Уже и годы не те, и вообще… Что я там найду такого, чего нет здесь? Те же, пардон, спартанские условия жизни, та же продуктовая карточка, то же презрение гегемона… Да еще переезд — катастрофичный сам по себе в нынешних условиях. Нет, мой друг, я вынужден отказаться сразу.

— Я это предвидел.

— Уж не потащите ли вы меня силой? — скрестил руки на груди профессор. — Напрасный труд, знаете ли…

— Нет, — кротко ответил незнакомец. — Но у меня есть нечто такое, что несомненно вас заинтересует. Вот, держите…

На стол перед Синельниковым, глухо стукнув о дерево, легла небольшая вещица.