— Если такая хуевая, чего лезешь?

— Так мне после отсидки и лошадь — баба.

— Ну и вали в конюшню. Там полно твоих невест.

Он сжимает губы, делает шаг вперед, я подаюсь назад, но дальше некуда. Дальше только стол.

Если он сейчас опять… Я же и отбиться не смогу, сил уже нет, все высосал, сука лагерная…

Горелый протягивает здоровенную лапу, я собираю все силы для боя, но он неожиданно подхватывает со стола рядом со мной круглобокое, красное яблоко и с хрустом впивается в него клыками.

Я завороженно смотрю, как брызжет яблочный сок, перемешиваясь с остатком крови на губах.

Зубы у него, блин… Любой волчара позавидует…

Он стоит так близко, но не трогает. Смотрит, жрет яблоко, с явным удовольствием, а я на него пялюсь.

И думаю, что тоже хочется яблока… Эта мысль настолько тупая и кощунственная, что мгновенно приводит в чувство.

Щурюсь, вскидываю подбородок выше, поднимаю бровь.

— Дура ты, училка, — говорит он, вполне миролюбиво, словно и не было только что дикого нападения, перепалки нашей матерной, — могла бы сейчас кайфануть…

— С тобой? — еще сильнее выгибаю я бровь, — прости, я не зоофилка. Не люблю животных.

— Говорю же, дура, — почему-то не обижается он, доедая яблоко, — когда приползешь, я тебе эти слова про животного припомню. И трахать буду исключительно раком первые сутки. А потом, как себя покажешь.

— Заебешься ждать.

— Ну-ну… Яблоки у тебя — говно.

Он выбрасывает огрызок, разворачивается и как-то очень быстро покидает мою территорию.

А я остаюсь стоять, из последних сил цепляясь за столешницу и слепо глядя в удаляющуюся широченную спину.

Мыслей никаких нет, только невыразимое облегчение.

Ушел, боже мой, ушел…