И мы уехали, еще в воротах охраннику сказали, что, наверное, это был ложный вызов.
Ладно. Хоть мне и хотелось спросить этих моих помощников, чуть не сказала «мошенников», что это было, но я молчу. Они такие взрослые, опытные, я на них полагаюсь.
И тут они сворачивают в чисто поле, под березки, туда, где живут энцефалитные клещи, расстилают скатерть, пиво, бутерброды из дома и командуют мне: — Проси «заправку» по рации, то есть обед. На скорой бывает «автозаправка» и «заправка».
Раньше обед был час и в любом месте, а не как сейчас, никто не проверял, где мы обедаем.
И вот я уже понимаю, что водитель с санитаром допивают три литра пива и я тоже держу стакан. Гипноз какой-то. Ну, они-то здоровые, им это слону дробина, но ведь водитель за рулем и до утра у них есть еще три литра.
Сидим под березой и так интеллигентно беседуем. Водитель, кстати, тоже с высшим образованием.
Вот так меня разыграли эти старшие товарищи. Теперь я вспоминаю, что это было третье воскресенье июня, день медицинского работника, 1981 год. Не пойму только, откуда у них на пивзаводе ранетки в конце июня? Пивом они их поливают, что ли? Или прошлогодние?
А кто же вызвал скорую на пивзавод? Да вы же и вызвали, с любого телефона-автомата.
Глава 25. Бригады, сдайте карты. Во что был одет «неизвестный»
Жаль, что не все хорошие идеи приходят к нам с момента рождения, каждый новый человек рождается с пустой головой и учится, учится, учится. Мы писали карты вызова. Это был творческий процесс. Тех, кто плохо писал карты, заставляли переписывать под диктовку. Самые плохие карты зачитывали на общем собрании и позорили авторов. В карте не должно быть лишнего описания. Только то, что важно. Никакого «колбасовидного кала коричневого цвета». «Стул — N», и все. Орфографических ошибок не должно быть тоже. «Карты вы пишете для прокурора, — первое, что узнает студент мединститута. — Препараты пишутся только на латыни, не возбраняется писать на латыни симптомы и диагноз», — это второе.
Прокуроры были достаточно грамотные, чтобы читать это. Орфографические ошибки не допускаются, даже в слове «стеклянный».
Интересно, что архив карт хранился 3 или 5 лет в темном чулане под лестницей напротив лыжной комнаты, а не один год, как сейчас.
Потом архив где-то сжигали или увозили на дачу для растопки.
В статистическом отделе стояли шкафы во всю стену до потолка. Там на полках складывали аккуратно перевязанные пачки карт, написанных от руки, каждая связка — за сутки. 365 пачек за год. Через год они переезжали в чулан под лестницей.
Вообще в то время постоянно обсуждали вопрос на уровне института усовершенствования врачей, как бы сократить количество писанины. Вспоминали эксперименты, когда в карте писали только диагноз, оказанную помощь и три параметра: температуру тела, артериальное давление, пульс. Даже частоты дыхания не требовалось указывать, если это не был ведущий симптом. Краткость — сестра таланта, и этому постоянно учили всех. Скорая помощь должна быть скорой, необходимой и достаточной.
Карта была размером А5, один лист, отпечатанный на таком же картоне, который употребляли для перфокарт в вычислительных центрах, с двух сторон. Еще был сопроводительный лист для стационара, тоже А5. Вот и вся документация, и даже это считалось лишней тратой времени и бумаги. Сегодня на карту тратится минимум 15 минут, если просто писать, не думая, и она на четырех страницах.
Карты вызова нужно сдать диспетчеру как можно скорее, чтобы их прочитал и подписал старший врач тоже. В карте обязательно нужно было описать и того, кто проходил под именем «Неизвестный», человека без сознания и без документов, или труп: примерный возраст, во что одет. В течение суток иногда звонили люди, которые разыскивали родственника. Таких за сутки было несколько. Помню, как мы зачитывали по телефону родственникам эти описания, пока они не узнавали своего. Их эмоции и паузу, когда они узнавали своего по описанию. Потом они приезжали на станцию, обычно несколько человек из семьи, чтобы узнать подробности.
До сих пор звучит в ушах, как бич погонщика: «Бригады, сдайте карты». Жители ближайших домов были уверены, что скорая на работе целыми днями играет в карты, даже жаловались какому-то начальству, как на всю улицу над станцией гремит громкоговоритель: «Бригады, сдайте карты!»
Но и настоящие игры в карты, и шахматы, и нарды — все это было на работе в ожидании вызова. Мне казалось всегда, что эти английские привычки играть вечерами в бридж или покер, попивая бренди или херес, — ужасная потеря времени, пустая трата драгоценных минут и дней жизни. Так меня научили мои воспитатели в физматшколе. И тем более употребление при этом напитков. Но человек не робот, а жизнь — не конвейер. Эти «английские» привычки необходимы, чтобы почувствовать жизнь, это отдых, передышка и тренировка ума. Без них мы бы не имели сил и желания жить.
Глава 26. Лихие 90-е