Отец на колхозной подводе из Кирилловки привез врача, установившего, что Бара умерла от токсической диспепсии. Он успокаивал нас, чтобы мы сильно не переживали: дочка родилась преждевременно, была слабой, восприимчивой к болезням — неизвестно, что могло быть в дальнейшем.

Мы понимали, что это слова утешения, как и слова многих односельчан, присутствовавших на похоронах. Похоронили нашу дочку по христианскому православному обряду на кладбище нашего поселка. Ее могилка между двух сосен среднего возраста. Кладбище расположено в живописном сосновом лесу, на юго-восточной окраине поселка. Это первый сильный удар в нашей семейной жизни. Противоестественно и очень несправедливо, если земная жизнь детей обрывается раньше жизни их родителей. Всё возможное надо делать, чтобы не допускать такого.

Весь отпуск прошел в печальном состоянии. Мы всё время чем-то были заняты. Собирали грибы и ягоды, особенно много было черники. По реке на лодке доставляли траву, которую сушили дома для коровы на зиму. Ходили на луг за щавелем, помогали дома по хозяйству, побывали у родственников в Березовке. Но мысль о смерти Бары всё время не покидала нас. Умом понимали, что не воскресим ее, но в сердце была постоянная щемящая грусть. 19 июля пришли на кладбище, простились с доченькой, а вечером — с собравшимися у нас на ужин односельчанами.

Рано утром на подводе отец повез нас с двумя чемоданами в Чуровичи.

Расставаться с родителями тяжело. В голове мысль, как они, старенькие и слабенькие, останутся одни, без моей сыновней помощи. Мать прошла за подводой до конца поселка, где мы распрощались. Свою печаль она изливала слезами. Обхватив меня, она, казалось, готова было никогда не выпускать из своих старческих материнских объятий… Но ехать надо. Мать еще долго стояла на дороге с седыми растрепанными волосами, смотрела в нашу сторону заплаканными глазами, пока мы не отъехали на значительное расстояние и не скрылись из виду… В Чуровичах пересели на грузовую машину, которая сразу шла в Климово. С отцом простились быстро. Мы отъехали, а отец всё стоял и смотрел нам вслед. Его вид старого человека с седыми волосами, с больной хромой ногой тоже вызывал жалость…

В тот же день в Новозыбкове сели в поезд и после трех пересадок вечером 22 июля оказались в своей квартире.

На следующий день пошел на наряд, но на нашем участке все места горных мастеров оказались заняты. Архипов предложил мне место горного мастера на участке № 3. Не хотелось расставаться со своей сменой, но пришлось. Рабочие нашей смены хотели, чтобы я возвратился к ним, высказали много нареканий в адрес нового мастера. Пришлось им разъяснить мое желание и дальше работать с ними в своей смене, но так решило руководство шахты. От меня это не зависело.

На новом участке с рабочими своей смены познакомился быстро, между нами установились нормальные, доверительные, человеческие взаимоотношения. Как и прежде, к рабочим у меня никаких претензий не было и, думаю, быть не должно. Они добросовестно в поте лица вели добычу угля, зарабатывая деньги для своего существования и содержания своих семей. Не было смысла им спускаться в шахту и спустя рукава относиться к работе. Был бы я порядочным по отношению к ним, а в их порядочности я никогда не сомневался. Личный пример во всем положительном руководителя любого ранга для подчиненных должен быть прежде всего. В противном случае ничего хорошего ждать не следует.

28 августа. Архипов ушел в отпуск. Хринов — снова начальник шахты.

В отличие от взаимоотношений с рабочими, мои взаимоотношения с руководством шахты, парторганизации, профсоюзной организации постоянно обострялись. Причина — мое прямое и открытое высказывание им своего мнения в защиту рабочих, если видел, что с ними поступают несправедливо, а с такими фактами приходится сталкиваться часто. Эти чиновники пытаются убедить меня, что с подчиненными не надо церемониться, иначе они на голову сядут, что они понимают только строгость и «ежовые рукавицы». Меня поражает глупая, бесчеловечная логика таких руководителей. Об этом открыто говорю им и добавляю, что мне никто на голову не садится и не собирается этого делать; понимают меня без криков и ругани, а строгость должна быть всегда справедливой и законной. Только тогда ее будут воспринимать без обиды. Но каждый из нас остается при своем мнении, и мы расходимся…

От рабочих узнаю́, что руководство шахты, парткома и профкома обо мне говорят разные небылицы. Называют меня сектантом, богомолом, разлагателем дисциплины и прочее. Но рабочие этой ерунде не верят, понимают, из-за чего всё происходит.

У Раи, как она сказала, пытались узнать всё обо мне и говорили ту же чушь. Она ответила, что они лгут, и не стала разговаривать.

В середине сентября из-за плохой организации работы на участке транспорта нашей смене три дня подряд плохо подают порожняк (вагонетки для погрузки угля). Мы половину рабочего времени простаиваем, и за простой рабочим не хотят платить, хотя по закону положено. По телефону из шахты ежедневно об этом говорю руководству шахты, но сдвигов нет. Поэтому сообщаю дежурному треста. Это не нравится шахтному руководству, возникают очередные конфликты. И так постоянно. Мириться с таким положением не хочу, поскольку рабочие нашей смены остаются без заработка. Если настойчиво не требовать, так и будет продолжаться.

14 сентября. На участке ОКР (отдел капитальных работ) несчастье: в 4-м западном разрезе обвалившейся породой убит молодой парень, другой — тяжело травмирован. Причина трагедии: несвоевременно закреплено выработанное пространство. Это были два солдата, направленные из армии на работу в шахту. До демобилизации им оставалось полмесяца отработать. Жалко, что преждевременно обрывается жизнь молодых…

На следующий день при соединении цепи скребкового транспортера травмировал третий палец правой руки. Лишился ногтя и двенадцать дней пробыл на больничном листе.

Первая моя травма в шахте. Причина: чтобы быстрее соединить цепь СКР-11, нарушил правила техники безопасности.

29 сентября на комсомольском собрании шахты по предложению комитета комсомола рассматривался вопрос об исключении из комсомола одного парня. Год не платил членских взносов и не желал быть в комсомоле. Предлагалось ходатайствовать пред администрацией шахты о переводе его на нижеоплачиваемую работу. С исключением я согласился. В отношении перевода — категорически против: это большая глупость и незаконно. Со мной комсомольцы согласились.

24 октября. К нам приехала моя двоюродная сестра по отцу Анастасия Савенко. Ранее она работала в городе Сталино, потом — в Германии поваром, а теперь желает устроиться поваром в столовой у нас на шахте. Первое время Рая к ней относилась нормально, а потом открыто выявляла недовольство, что она живет у нас, хотя Анастасия всегда хорошо относилась к ней. Такое поведение Раи мне очень не нравилось, о чём говорил ей. В дальнейшем мне не понравилось легкое поведение Анастасии, о чём с ней серьезно поговорил. Она обиделась, грубо мне ответила, собрала в чемоданы свои вещи и 27 февраля 1956 года куда-то ушла от нас. Вероятно, уехала к своему знакомому Михаилу в Сталино.

5 ноября при помощи Василия Ракова нам выделили земельный участок для строительства дома. Раков заплатил за нас двадцать пять рублей земельному технику за разбивку этого участка рядом с его участком. Мы были благодарны ему, так как предварительно было отложено выделение участка для нас.

10 ноября. С Василием на участке сделали разбивку для дома размером восемь на десять метров.