— Нет, знаю, об этом семью уведомили.

— Вот знаешь, а не хочешь помочь следствию, — сказал подполковник с укоризной.

— Совсем не хочет, а мы с ним еще возимся, — добавил мордатый.

Сергей Сергеевич ослабел. Он упал на колени, зарыдал и, всхлипывая, забормотал:

— Я не враг, а коммунист и фронтовой офицер! Вот мои боевые награды. — Сурков показал на орденские планки. Он служил в интендантском управлении фронта. Служба проходила далеко от передовой, нс близко от начальства, которое не забывало услужливого интенданта.

Мордатый заметил с неожиданным добродушием:

— Ты не коммунист, ты ворюга!

«Неужели и про это знают? Пропал!» — похолодел Сурков.

Но следователей это не интересовало.

— Где ты собирал шпионские сведения? — вопрошал подполковник.

— Как передавал их Баранову? — вторил штатский.

Вопросы перемежались матерными ругательствами.

Следователи наседали. Сергей Сергеевич изнемогал. Вдруг в голову пришла спасительная мысль. Свидетель поднялся, замер в стойке «смирно» и громко, по-военному рапортовал:

— Товарищ подполковник, разрешите обратиться? — И, не дожидаясь ответа, продолжал: — Пора на оправку, в туалет!

Маракуш опешил. Обращение «товарищ» вызывает у следователя радость. Говоря это слово, подследственный попадает в ловушку. На него моментально обрушивается тирада:

— Какой я тебе товарищ? Тамбовский волк тебе товарищ, вражина!

Волк мог быть брянским, сибирским, костромским, уральским, степным и т. д. Автор знал буддийского монаха, который оказался мексиканским волком. Монах, человек с европейским образованием, решил, что произошла лингвистическая ошибка. Он помнил про презрительное выражение американского белого человека «мексиканская собака» и попытался поправить своего следователя…

Географическая принадлежность зверя не меняла суть дела. По мнению психологов и МГБ, отрешение человека от слова «товарищ» и перевод в категорию волка лишали подследственного воли к сопротивлению. В сотнях следовательских кабинетов на протяжении многих лет гремело:

— Какой я тебе товарищ, вражина…

Сергей Сергеевич проходил по делу не как подследственный, а только как свидетель. Стандартная фраза была предназначена не для него. Подполковник на секунду выпустил нить допроса и потерял темп. Дело окончательно испортил мордатый. Он сказал понимающе: