Книги

Записки прижизненно реабилитированного

22
18
20
22
24
26
28
30

Татьяна решилась и бросилась в воду. В последний момент она боковым зрением увидела, как мелькнули холмы Звенигорода, затем ее ударило холодом. Захватило дух. Но холод мгновенно ушел. Тело наполнилось удивительной бодростью. Балерина плыла к Василию. Они легли на воду и отдались течению. Оно несло их над глубиной вдоль берега.

— Таня, — говорил Василий, как бы угадывая ее мысли, — мы отрешились от мира и оказались в блаженном раю. Всем управляет река. Она везет нас по бесконечной дороге, дает бодрость, приносит тепло и дарует покой. Его так не хватало в лагере.

Промелькнули кусты, отшумел перекат, река выходила на плес. Почти без усилий они держались на чистой воде и тихо сплавлялись вперед. — Какое счастье ничего не делать и никого не остерегаться, — доносилось до Татьяны. Она не знала, шепчет ли это река или студент.

Соседи Василия по купе разбрелись по вагону или занимались своими делами, не вмешиваясь в его разговор с Татьяной. Внезапно в купе появился блатарь и уселся на полке напротив. Его скучающее лицо говорило о желании развлечься. Уркагана привлек голос Василия. Он решил, что студент толкает роман, но, разочаровавшись в сюжете, беззлобно выругался и ушел. А между тем студент и балерина поднимались по крутой деревянной лестнице к Успенскому собору на «Городке».

— Вася, он небольшой, но вместе с тем такой высокий! — воскликнула с восторгом балерина, как только они приблизились к храму. До этого со стороны казалось, что на вершине холма белеет крошечное здание.

— Да, ты права, — согласился Василий. — Наши предки вложили в этот чудный храм труд, талант и огонь своего сердца. Они создали собор по велению Бога и прославляя его. Маленький собор стремится к небу и кажется высоким. Он так построен. Камни имеют большую высоту, нежели ширину. Куб собора, барабан и проемы окон кверху сужаются. Заостренные килевидные завершения порталов и обрамлений окон тянутся к небу. Все придает зданию вертикальную направленность, устремленность вверх и создает впечатление высоты. По замыслу — это готика. Средства просты, а решения гениальны.

— Вася, — неожиданно спросила балерина, — куда ты вложишь свои силы и что создашь?

— Не спрашивай, Таня, — ответил Василий. Лицо его стало строгим. — Порой я чувствую в себе великие силы, но не знаю, куда их направить. Бог не ведет меня. Я не нашел своей дороги и вижу лишь то, что миром правят зло и ненависть. Люди огрубели. Они не ведают о сострадании, великодушии, сочувствии, раскаянии и искуплении. Порой кажется, что крутом одно зверье. Приходит отчаяние, и одолевает страх. Мне хочется убежать от ожесточенного мира и скрыться на необитаемом острове, где-нибудь на атолле Килинаилау. — Василий улыбнулся. — Мечтаю, чтобы рядом со мной находилась любимая женщина. Я бы построил с ней Царство Любви.

— Кто она? — прошептала балерина.

— Это не важно, — уклонился от ответа студент. — Не надо мечтать о невозможном. — Его лицо выражало тоску. — Звезды все пересчитаны. Земля исхожена вдоль и поперек. Необитаемых островов не осталось. Человеку негде укрыться от ужаса жизни. Ее жестокость сомнет и исковеркает самые лучшие помыслы. Впрочем, — он на секунду остановился, — говорят, что можно скрыться от мира и воздвигнуть Царство Любви в душе и сердце своем. Только это мало кому дано.

— Вспомним лучше про древних людей, — студент перебил балерину, начавшую что-то говорить. — Они были чище, мудрей и счастливей нас. После них остались бессмертные творения человеческого духа, такие как этот монастырь и храм. А нам чем гордиться, лагерями? В наше время одни люди строили тюрьмы, а другие им не мешали. В этом вся современность.

Татьяна не слушала. Она сердилась на Василия. Студент помешал ей сказать, что она верит в Царство Любви и крепка в своей вере. Таня хотела, чтобы Василий об этом знал. Нить разговора порвалась. Василий понял, что они оставили Звенигород.

У входа в купе показалась подруга балерины Надежда и сообщила обиженным тоном:

— Мы собираемся обедать. Приходите, ждать не будем. — Не выслушав ответа, она повернулась и, покачивая бедрами, отправилась к себе. Подруги были недовольны ими, так как они пропустили завтрак в их обществе.

Молодые люди почувствовали, что голодны. Через несколько минут они сидели в купе у Татьяны. Женщины заканчивали последние приготовления к трапезе, а Василий, у которого от запаха пищи и предвкушения еды текли слюнки, говорил шутливо:

— Я сейчас же заказываю столик в ресторане «Арагви». Нам подадут лобио, сациви, шашлыки по-карски и несколько бутылок «Цинандали». — Иголкину казалось, что он сделал замечательный заказ. Некоторый ресторанный опыт Василий приобрел в студенческие годы, когда с целью познания жизни решил обойти с друзьями московские рестораны. Средства на это он брал из денег, заработанных на сдельных такелажных работах. Поначалу Василий был простым грузчиком на товарных станциях, а потом с бригадой отчаянных парней при помощи кустарных механизмов поднимал сверхтяжелые грузы. Платили прилично.

— Ты плебей, — неожиданно заявила Татьяна, — и знать ничего не знаешь, кроме шашлыка. Это вульгарно. Столик для нас накрыт в ресторане «Националь». Обед будет простой. На закуску — икра зернистая, лосось балтийский семужной резки, расстегаи, салат ассорти, сельдь дунайская, мясо телят и поросят заливное. Потом бульон с пирожком и форель в белом вине. На десерт дыня, фрукты и мороженое. Напитки в большом выборе и по вкусу каждого. Будут мускат черный «Массандра», коллекционный портвейн красный «Ливадия», «Негру де Пуркарь», «Ахашени», «Перлина Степу», «Хванчкара», «Киндзмараули», коньяки марочные и бальзамы. Я предпочитаю шампанское «Новый Свет», разумеется брют.

Все удивились аристократизму балерины. Но поражаться было нечему. Жизнь с дипломатом открыла Татьяне немало ресторанной премудрости.

Икры зернистой и расстегаев в вагон никто не принес, но стол ломился от вкусной и давно забытой пищи. На нем красовались вареная курица, яйцо вкрутую, плавленые сырки, сливочное масло, белый хлеб, сахар, печенье и конфеты. Имелись консервы «печень трески». Они в те времена не пользовались спросом и продавались в любой глухомани. Была тутовая водка, купленная в станционном буфете. Василий не отказался от своей порции, занимающей четверть граненого стакана, но больше, к удивлению подруг, пить не стал. Он был равнодушен к вину. Балерина не допила своей рюмки. Она почувствовала разницу между тутовой водкой и шампанским «Новый Свет». В компании воцарилась непринужденная обстановка. Много шутили и смеялись. Василий ухаживал за женщинами, за всеми вместе и за каждой в отдельности. В конце обеда немного захмелевшие подруги запели. Василий посмотрел на Татьяну, она ответила ему многозначительным взглядом. Они поняли друг друга и при первой возможности улизнули. Студенту и балерине хотелось быть вдвоем, и только вдвоем.

Вагон отцепили от состава. Он надолго застрял на маленькой степной станции. Молодые люди несколько часов провели на воздухе. Их грело весеннее солнце, ласкал теплый ветер и пьянил запах земли. Убогие домишки поселка, покосившиеся заборы и невзрачные станционные строения казались необыкновенно красивыми, а равнодушные и усталые лица людей одухотворенными и сияющими. Они не замечали ни общего запустения, ни грязных улиц, ни мусора и хлама, обнажившихся из-под растаявшего снега. Весь мир представлялся таким же прекрасным, как начинающий зеленеть ковер весенней степи, простирающийся за станцией. Они находились в плену своей еще неосознанной близости. Студенту и балерине опять не хватило дня и вечер показался коротким.