— Тебе как обычно, стакан? — спрашивает он, а я молча киваю. На самом деле, не сказать, что обожаю белое, просто оно по цене и качеству более приличное, что ли. Недавно наш шеф в честь хорошей выручки угостил всех фисташковым. Вот это я прыгала от радости. Вкуснотища, не передать словами. Цена, правда, тоже, не скромная. Но об этом умолчим. Иначе Игорь купит его: он из серии тех, кто не жалеет денег и не жмет их. Хотя семья у него не богатая, однако отец приучил, что экономить нужно на себе, а не на близких.

— Один стакан и «Щелкунчик», — обращается Разин к продавщице, та в ответ улыбается и через пару секунд выдает нам желаемое. Берем свои покупки и двигаемся в сторону многоэтажек. Живем мы рядом, поэтому частенько вот так прогуливаемся.

— Меня на допы записала мать, — сообщает Игорь, открывая своего «Щелкунчика».

— По какому?

— Да по всем вот этим проходным, ты же знаешь, как она хочет меня на юрфак запихнуть, — сетует друг, а я тем временем наслаждаюсь своим мороженым. Его мама и правда мечтала видеть сына адвокатом. Но он не хотел, говорил, что это нудно и неинтересно. Правда родители не всегда прислушиваются к желаниям детей.

— Понятно, — пожимаю плечами, — сочувствую.

— Твой батя как? Ничего не говорит про будущее?

— Ему, кажется, пофиг, — спокойно отвечаю. — Отец редко спрашивает о моей учебе. Иногда у меня создается впечатление, что я лишилась сразу двух родителей.

— Странный он, — констатирует факт Игорь, а я лишь молча доедаю мороженое. Что сказать, если все именно так. До дома мы доходим молча. Каждый погружен в свои мысли. В итоге Разин так и не решается спросить у меня насчет событий в школе. Оно и к лучшему, я бы все равно не рассказала. Мы прощаемся и расходимся по квартирам.

Домашним очагом в моем жилище и не пахнет. Уже с порога слышу крики и споры. Янка до ужаса голосистая и напористая, а Миля ей не уступает. Поубивали бы друг друга, если бы не кровная связь — так думает отец, да и Тетя Люба.

— О, явилась, — кричит Яна, и я в ужасе смотрю на ее руки, вернее на содержимое в них. Маленькое янтарное ожерелье, которое носила мама, которое я берегла как зеницу ока, разорвано. Даже не разуваюсь, бегу со стеклянными глазами и выхватываю из ее рук дорогую мне вещь. Толкаю со всей силы сестру, та падает и ударяется об угол спиной. Резко подскакивает и теперь уже тянется ко мне дать ответку. Ее руки хватают мои волосы и сильно так, до коликов аж, тянут в сторону шкафа. Пытаюсь вырваться, махая хаотично руками и ору не своим голосом.

— Совсем поехала, — вопит Янка, пытаясь увернуться от моих нападок. А я не отступаю, вьюсь как змея вокруг нее, и пытаюсь ответно ухватиться за волосы. Но все без толку. Сестра выше на голову, поэтому в легкую обходит меня. А затем довольно сильно пинает, и я падаю. Слышу на фоне голос Мили, отца и мачехи. Папа хватает меня, пытаясь оттащить от сестры, а я продолжаю махать руками и проклинать ее вместе со всем миром. А потом происходит невероятное. Отец дает мне пощечину. Как плевок в душу, последняя ниточка. И ту оборвал.

Смотрю на него и глазам не верю. Разве это мой папа? Это ли тот самый мужчина, который заплетал мне косички и напевал песенку, собирая каждый день в садик? Разве это он учил меня кататься на велике и давать отпор мальчишкам во дворе, чтобы не обижали?

Внутри будто сердце раскололось.

Будто тысячи иголок пронзили тело.

Это как последний вздох, который не успеваешь поймать перед смертью.

Нет его больше, нет нас больше.

Разворачиваюсь без слов, хватаю дрожащими руками остатки от маминых бус и закрываюсь в своей коморке. Смотрю на маленькие бусины и замечаю, как капли слез стекают с них одна за другой. Слышу, как отец стучит, говорит что-то, а мне все равно. Не хочу его видеть.