— К машине! — командует старший прапорщик. Укачанный и разозлённый ездой народ, шатаясь, выпрыгивает из душетряски. Больше всех радуется происшедшему собака и принюхивается к окружающему её миру, радостно махает хвостом и заглядывает в глаза валящихся из-за борта солдат.
— Вася, ё! Держи своего волкодава! — Вася ухмыляется, довольный тем, что его заметили. Невысок Васёк ростом, но проворен. А зацепить Арта вблизи хозяина — чревато, клыки собаки пробивают плотную стёганную ткань дресс-костюма на тренировках, как газету, а удлинённые рукава полосуют в лоскуты с пяти учебных задержаний.
— Шо, страшно? Хе-хе! — посмеивается он над стрелком, которому чапать за ним, обеспечивая тыл и волоча на себе тревожный мешок вдоль контрольно-следовой полосы. Связер бережёт батареи рации и втыкается штекером эМТэТэ (микротелефонная трубка) в скрытую розетку на стыковой монтажной опоре.
— Я на «пять-шесть», начали проверку. До связи, — экономит он и на словах.
— Давай, а то «пятый» клепает, как трещётка, — торопят со связи на заставе. А там уже противному-оперативному доложили. И он ждёт ответа. А то ведь поднимет на уши всю комендатуру или отряд с округом и крутись потом как хочешь… Хватит, раз уж приняли резерв округа на заставе, до сих пор от воспоминаний есть, пить хочется и ярость закипает сама по себе, без подогрева. Слава богу, есть калитка на четвёртом и ключ от замка.
А на тропе прикрытия слышится топот лошадей заслона. Изредка мигают вдали вспышки ФАСов. Можно работать — линейка перекрыта. Вася уже «пашет» носом Арта и фонарём изгибы КСП со старшиной и стрелком. Федя спотыкается сзади, неспешно следуя за системщиком вдоль колючки заграждения.
— Что за херня? — первым замечает неладное системщик. Впереди лежат безжалостно вбитые в горную почву три шестиметровых пролёта пятого правого. Вернее лежит вырванная на повороте из столбов перепутанная колючая проволока. Луч ФАСа (фонарь аккумуляторный следовой) поворачивает в сторону КСП и связист замирает ошарашенный увиденным. Полоса дорожек утрамбована в пыль и песок сотнями копыт, и больше, как следовая полоса, не существует на длине восемнадцати метров разрушенная архарьим стадом по всей восьмиметровой ширине, а точнее — втоптанная.
— Твою козлиную мать! Сколько ж их тут прошло? — на колючке висят клоки белой густой шерсти горных козлов. Это они пробили своими рогами стальные нити забора, и сорвали их со столбов, открывая проход остальному архарьему стаду в сторону границы. Больше всего «везёт» в тревожке системщику, что собирает на земле выдранные «с мясом» скобы, подсвечивая себе фонариком — ему восстанавливать порушенное хозяйство подручными средствами, как в анекдоте: молотком, матом и плоскогубцами. Хорошо хоть не на Марсе.
— Гыгыгыгыгы, — ржёт Федя над виртуозными выражениями царапающего руки об систему старшего мастера по электроприборам, — Это тебе не чай с маслом на заставе пить и не на связи сидеть. Работай — работай, — по-хозяйски покрикивает водитель, однако светит своим фонарём на двигающиеся руки, сбитые в кровь о стальные шипы колючки. Марка, что усиленно работает молотком, оставляют с Федей чинить и заделывать прорыв. Вася, стрелок, старшина и собака исчезли за бугром, проверяя смежные с точкой прохода участки. Машина чернеет темным силуэтом на фоне звездного неба на гребне сопки. Стучит молоток, вбивая скобы в креазотную древесину столбов. Матерится Федя, поддерживая проволоку на весу пока Марк закрепляет тяжёлые нитки скобами. Нервно стучит блочок, четко определяя, что не всё ещё сделано, разомкнуто и соединено в электрической цепи заграждения.
— Да тут на танках можно было проехать, — комментирует происшедшее Федя, глядя на широту истоптанного КСП.
— Ага, — вторит ему системщик, — И как минимум, в колонну по три, — связист наконец-то заканчивает щелкать «плосками» и стучать молотком. Блок умолкает удовлетворённый быстрым ремонтом.
— Всё, — выдыхает Марк, после того, как закрывает монтажную доску маскировочной крышкой, — перекур с дремотой.
— А до утра хоть простоит? — сомневается Федя и дергает натянутые кольцами и «буквой зэт» нитки колючки, — проволока подозрительно легко болтается и провисает.
— Федя, мля, — возмущается отношением к сделанной лично им работе Марк, — Ну его нах — не лезь. До утра система простоит, а в одну воронку даже снаряд не падает. А утром возьмём наряд по связи до обеда, и подшаманим по-настоящему, — но на всякий случай подтягивает тронутую Федей «десятую колючку».
— Ну, смотри, земеля — если ещё раз отсюда сработка прилетит — пешком пойдёшь, — шутит водитель.
— Куда ты с подводной лодки денешься, — огрызается связёр, — спички есть? Давай курнём пока старшина не вернулся.
— Щас, разбежался уже, старшина тебе курнёт — потом сутки просыхать будешь.
Системщик устало собирает инструменты, выбрасывает за контрольный валик обрезки трёхмиллиметровой проволоки, чтоб ветром или сдуру, каким животным тупым, типа дяди Феди, не занесло на забор и не замкнуло сигнализационную паутину. Затем садится на ящик системного блока, закидывает голову назад, удобно опёршись на маскировочную деревянную плату затылком. Небо сияет огромными звёздами вокруг и в молоке Млечника.
— Слышь, Федя, а звёзды тут красивее, чем у нас на Украине и крупнее, — мечтает Марк и Федя грустно вздыхает рядом, в отличие от Марка он смотрит не в небо, а в сторону границы. Там, где подсвеченный свод и горы сходятся со звёздами вдали у линейке в причудливую черту горизонта.
Тут-то и начинаются интересные события. Вначале над границей появляется черный крест летящего на фоне неба и звёзд самолёта, у которого горят огни на законцовках крыльев и хвосте. Все бы нормально, но летит это нечто совершенно беззвучно. И судя потому, что перевалило через пики гор, то не менее двух пятьсот у него высота. А так как Федя и Марк сами находятся на высоте тысяча двести метров. То и летит неизвестный аэроплан над ними не выше тысячи триста метров.