«Превращать минусы в плюсы». (Из телефонного разговора.)
О Хармсе долго молчали. Вспомнили уже Булгакова, Платонова, Бабеля, Олешу. Но вот маленький театр «Эрмитаж» прокричал и о нем. И это услышали. Это была одна из запоздалых побед справедливости.
…Три персонажа: Влюбленный, Девушка и Бестолковый дядя. Было бы довольно для смешного водевиля. А у Хармса они все трое еще и проглотили каким-то образом каждый по молотку. И в продолжение действия пытаются освободиться от них. Это как бы освобождение от наших собственных внутренних терзаний и комплексов.
…Актриса Полищук, так не подходящая своим ростом ко всем своим миниатюрным возлюбленным… А кто в жизни подходит другому полностью? Никто никому. А она и не замечает мелкости своих «предметов». Это такое трогательное, сегодняшнее. Никто никого по мерке для нас не создает. А как с тем, с тою, кто, казалось бы, не подходит нам?..
Поступки, совершенные в течение жизни:
Глупые и плохие.
Глупые, но не по моей воле — по моему безволию.
Глупые и нелепые, на беду только себе, и — на всю жизнь.
Я снова в гостях у детей. Пишу это в городе Остине. Это столица Техаса, но по американским масштабам — провинция. Правда, со столичными зданиями в центре и гигантским университетом, где работают мои дети. Живут они как бы на окраине города. Но — какой! Беззвучный широченный переулок — тупичок. Двухэтажные особняки из сказок Андерсена или «Марсианских хроник» Рея Брэдбери.
По ночам луна здесь повернута в другую сторону, нежели у нас. На автомобильные трассы осторожно выходят олени. Город на холмах и в окружении холмов. Дороги то покаты, то круты, — округло вниз, спирально вверх. Двухэтажные особняки расположены ярусами, и каждый не похож на другой, и каждым можно любоваться подолгу.
В этой столице Техаса чувствуется провинциальное величие.
А дети — это:
Старшему сыну Володе уже сорок пять лет! Хотя обликом он забавно молод. Я никогда не видел персов. Но когда он, веселый иронист, становится серьезен, на память почему-то приходит что-то некогда читанное — поэтическое, персидское.
Кумиры Володи. Те, на ком мерцает печать высокой одаренности. Биолога Любищева он видел лишь один раз в жизни. Тому было уже за восемьдесят лет, он передвигался на костылях. А говорил о Науке, пред которой лучшее, высшее — еще впереди. И о жизни, у него уже такой долгой, — и пред ней еще все впереди.
Чарлз Баббидж, который в прошлом еще веке создал первый компьютер. (В честь его имени назван любимый домашний кот — «Чарли».)
И нынешний — математик Маккарти, ученый в той же области искусственного интеллекта. К его юбилею (шестьдесят лет) Володя два года собирал книгу научных работ его учеников, расселившихся уже по всему миру. Маккарти — его духовный отец.
Младший сын — Алеша. Володе он сводный брат.
Вот он сидит, спиной ко мне, за компьютером. Золотистая в солнечном свете голова. Первый курс университета. Математика, программирование. (Это — от Володи.) Я его не видел уже два года, с тех пор как Лена и Володя уговорили отпустить его к ним, в Америку. Здесь я узнал его заново. В ленинградской школе он был неустойчиво средним. Здесь входит в почетный список декана.
На свои расходы зарабатывает сам одновременно с занятиями в университете. Я его уже немного стесняюсь. По-хозяйски угощает меня: «Бери, папа, ешь! И это. Не стесняйся! Это вот стоит полторы минуты Володиной работы!» Я стесняюсь даже высказать ему свою любовь и предчувствие, что, может быть, я более его и не увижу. Однажды обнял его — он, утешая, похлопал меня по спине.
Хорошо ли за два года Алеша овладел английским языком — не знаю. Кажется, хорошо, потому что говорит очень быстро. Правда, я тоже говорю быстро, но лишь одну фразу: «Ай донт спик инглиш» («Я не говорю по-английски»).