– Гораздо лучше, – отвечаю я, – но у меня приступ клаустрофобии. Ничего, если я проедусь вдоль улицы?
– Если у тебя клаустрофобия, в твоем распоряжении весь дом, Лив, – заявляет отец, но я слышу в его голосе мягкость. – Плюс нам скоро менять твои повязки. Доктор Кейри сказала, каждый день, если ты хочешь, чтобы все зажило и не инфицировалось.
Я приближаюсь к двери, кладу руку на ручку.
– Смотри, – я достаю мобильник из сумочки, показываю отцу, потом снимаю ключи от его пикапа с гвоздика у двери, улыбаюсь во все тридцать два зуба, – если я тебе понадоблюсь, даже через десять минут, просто позвони. Я буду рядом и в полной безопасности, будь уверен. Обещаю вам, все будет хорошо. Со мной все будет хорошо. Я люблю вас обоих и вернусь, прежде чем вы заметите, что я уехала. Отлично! Скоро увидимся!
Папа стоит с круглыми глазами, впитывая в себя мой поток слов. Я открываю дверь, захлопываю за собой и запрыгиваю в его старый «шеви», прежде чем он успевает меня остановить.
Сжимаю старую мамину подвеску в руке, пока еду по Уэст-Гроув, мимо Бист-Бич и торгового центра «Смути-Кингед», где работала после первого года учебы в старшей школе, к той полоске берега, рядом с которой стоит «О, Сюзанна». Той полоске берега, где оборвалась жизнь Штерна, где его сбросили в океан под безмолвным оком луны. Я оставляю папин пикап на ближайшей стоянке и иду по траве к мягкому песку. Останавливаюсь через каждые несколько шагов, чтобы отдышаться. Легкие горят, словно их то и дело протыкают ножом. Состояние ужасное.
Старый дом высится неподалеку, и солнце слишком яркое. Я не вижу надписей на стенах и двери. Прокручиваю время назад. Мне восемь лет, и я бегу домой после того, как мы со Штерном лазали по деревьям. Окна моего прекрасного пурпурного дома сверкают золотом. Мамина музыка разносится по пляжу и зовет меня. «
Но я не могу, поэтому прокручиваю время вперед, в настоящее: тот же берег, мой старый, разваливающийся дом детства, поиск Медузы. С океана дует ветер, злые волны с силой набрасываются на берег, разлетаются фонтанами брызг, утаскивают с собой песок. Впереди горит костер, от одного его вида и запаха легкие болят еще сильнее. Рядом с ним несколько человек. Они смеются. Кто-то играет на гитаре: мелодию я не узнаю.
Я осматриваю пирсы, пока не замечаю лачугу, построенную под одним из наиболее сгнивших. Я видела, как Медуза появлялась из нее, но никогда к ней не приближалась. Лачуга крошечная: из досок и кусков дерева, которые Медуза собрала на берегу. Вместо двери – парусиновое полотнище. Воняет гадостно.
Я заглядываю внутрь. Медуза свернулась в углу: похоже, спит; бок прикрыт полотенцем, спина прижата к деревянной стене, второе полотенце на ногах. Остальное пространство лачуги завалено мусором: кучи ракушек, коробок из-под пиццы, стеклянных бутылок, целая гора разнокалиберных шлепанцев и другой обуви.
– Медуза, – тихо зову я, чтобы не испугать.
Ее глаза открываются. Она медленно садится, спутанные седые волосы падают на лицо. Глаза красные, кожа под ними висит темными складками, словно ей не терпится сползти с мышц и костей и убежать. Полотенце с ног она подтягивает к груди: не могу сказать – то ли замерзла, то ли испугалась.
– Оливия, – говорит она, облизывая тонкие, растрескавшиеся губы.
– Мне надо поговорить с вами. – Она еще крепче прижимает полотенце к груди. – Окажите мне услугу, – добавляю я еще мягче.
Она всматривается в меня, молча, склонив голову, глаза поблескивают, язык то появляется, то исчезает, словно проверяет, какой сегодня воздух.
Не зная, как еще объяснить, что мне от нее нужно, я разжимаю кулак – на ладони лежит очищенная подвеска, которую протягиваю ей. На солнечном свете подвеска бы заблестела.
– Моя мама, – продолжаю я, волны наполовину глушат мой голос. – Вы нашли эту подвеску. Дали мне. Вы знали ее. Вы знали, кто она.
Она кивает. Медленно поднимается на четвереньки, ползет по мне. С согнутой спиной, на дрожащих руках и ногах. Приблизившись, поднимается, распрямляет, насколько возможно, спину и с грустью смотрит на меня.
– Si, да, tu madre[37]. Ты видишь. Я это нашла. – Медуза указывает на подвеску. – Она потеряла ее.
Я облизываю губы.