Утром на солнце сверкает позолота церковных куполов, проглядывающая сквозь голые ветви деревьев. Зачем часы, когда в одно и то же время над столицей проноситься малиновый перезвон сотен колоколов, ещё не ободранных Петром на пушки. Чистейший воздух, до тех пор, пока хозяйки не начинают топить печи, но всё равно запах сгоревших сухих дров намного приятней бензинового смога висящего тяжелым колпаком…

— Твою мать, — как больно. Вот она реальность, какая-то тварь на белом коне, проезжая мимо втянула мне по спине плетью. Урод, прыщавый.

Настроение было испорчено и, пока доехали до Никодима, изошел, на яд и желчь, придумывая кары, тому придурку.

Кстати о дураках, я тут выяснил случайно, что это не прозвище недалекого человека как в моем времени, а реальная фамилия. Имя собственное, а не нарицательное. Вот так.

— Он чего такой сердитый, — Услышал я за спиной вопрос кума. Придержал шаг и расслышал ответ, — Шапку не успел вовремя снять, окольничий проезжал, мимо, а эта тетеря сидит и по сторонам зенками лупает, вот его и поучили вежеству.

Вот так люди, ни за что ни про что, ваш покорный слуга был бит, вот гавнюк, нет бы предупреждение сделать. Слово сказать, молчком гад втянул по хребтине. А мы ещё на демократию жалуемся, там хоть пожаловаться можно, а здесь… никого сочувствия как будто так и должно быть.

Трубы мои были готовы, практически одинаковые, почти. Но их всё равно пришлось оставить, чем я их соединять буду? Где взять газовую горелку? Электрический паяльник? А здоровенный кусок меди на железной ручке не хотите? Я таким монстром последний раз пользовался в школе на уроке труда, но это было так давно… Нарисовал чего хочу, и как это должно выглядеть на трубах, поговорили о кранах. Никодиму эта идея понравилась, особенно когда я в лицах изобразил для чего это надо. Весь вопрос встал в точной подгонке, после литья, а кожаными прокладками до сих пор пользуются. Пока накрывали на стол, мы уговорили по кружечке домашнего вина, яблочного, немного кисловато, но ничего, легко пьется, не Степаново пиво. Что ему и сказал. В ответ он одарил меня взглядом, пожал плечами, — Не хочешь не пей, — И философски хмыкнув, приложился к кружке.

Никодим посмотрел на нас, подлил мне вина, если уж точнее, сидра. Тут я вспомнил, что мы делали с тестем, брали сок оставляли его бродить месяца три. Процеживали и закрепляли спиртом, чтоб в уксус не перебродило. Довольно вкусно получалось. — Никодим, а если хлебного вина влить, тогда не скиснет и крепче станет. Чем больше нальешь тем крепче будет. Я тебе принесу баклажку, попробуешь сделать?

— Делал так, вкус мерзкий. Дерьмо.

— Я тебе другое принесу, чистое как слеза, горит, синим пламенем и не воняет, почти. В чистом виде пить нельзя, а вот если разбавить… — Отхлебнув из своей посудины поставил на стол.

Наш гостеприимный хозяин пожал плечами, но в глазах мелькнула веселая искра. — Погодь, — вышел из дома.

Когда он вернулся и с хитрым видом поставил кувшин с пробкой залитой воском, — Сейчас испробуем

Мелькнула мысль, — "оно, крепленое" Всё оказалось прозаичней, самогон, не скажу, чтоб мне испорченному спиртом и хорошим вином он не понравился, крепость на уровне, но… Духан от него.

— Мой лучше будет. — Заявил я после того как с трудом осушил дозу. — И вообще мне не нравиться кальвадос.

Сад, как я успел заметить, у Никодима был хороший, много яблонь, смородина, с пяток груш и сливы. На вопрос как он со всем этим добром справляется, он ответил что, на зиму кладет столько сколько нужно, а остальным скотину кормит и раздает.

— А продать?

— Кому? У всех сады не хуже чем у меня, да и честно говоря, не хочется, за место на торгу, деньгу отдай, а прибытку, ну продам я воз, так не сразу. За место кажный день берут. На полтинник наторгуешь, половину вынь да положи, если не больше…

— Никодим, ты бы не жалился? У тебя с твоей работы прибытка больше чем с моей лавки, — Перебил Степан нашего хозяина.

— Ой, ой, ой. Ты тоже помолчал. Ко мне приходят, когда котел прохудился, а к тебе кажный день, жрать то всегда хочется.

Степа махнул на него рукой, — Помолчи.